Далия Трускиновская - У Пресноводья дуб зеленый…

– Ну, что?

– Соленая…

Плыли так, как плавают плохо умеющие это делать люди, – выставив из воды головы как можно выше, две – кудлатые, одну – рогатую. Хорошо хоть, никто из своих не видел, позору бы надолго хватило. Да еще сперли дверь с сарая и такой плот изготовили – срам смотреть. Даже всю рыбу на него погрузить не удалось, с треть оставили. Сказал бы кто год назад, что водяным и болотным чертям придется мастерить плоты, – долгонько бы смеялись…

Плыли дольше, чем хотелось бы – не сразу догадались, что поплыла береговая линия и озеро подошло чуть ли не вплотную к спорткомплексу.

Его окрестности на первый взгляд почти не изменились – разве что тогда многие окна светились ночью, а теперь – два-три, не более. Янка как самый неприметный и привычный сливаться с ночной темнотой, пошел первым – звать Ефима. Кликал, кликал, наконец, стал ломиться в дверь черного хода. Кто его, Ефима, знает – может, еще от зимней спячки не проснулся?

– А вот в полицию позвоню! – ошарашил Янку женский голос. – Будете знать, как ночью шастать!

– Это ты, что ли, крещеная душа? – неуверенно спросил Янка.

– Крещеная, а то!

– Ну, а я – некрещеная. Помнишь, тут прошлым летом сплыв был? Ты еще на лагушку в банке большую вимбу выменяла? – в слабой надежде, что за дверью – та самая, одновременно заполошная и прижимистая бабка, спросил Янка.

– Была вимба, – подумав, ответила Вера Федоровна. – Это ты, Епифан, что ли?

– Нет, не Епифан я, а ты бы впустила.

– Ты один?

– Антип с Афоней на берегу остались.

– Так берег-то теперь совсем рядышком…

Вера Федоровна отперла дверь, Янка, не подумав, ввалился в освещенный коридор – и тут же схлопотал веником по голове.

– А ну, кыш, кыш отсюда! – кричала Вера Федоровна, колотя болотного черта. – Ишь! Заврался! Рогатых мне тут еще не хватало! Пошел вон, сатана!

– Да не сатана я! Болотный черт! – прикрываясь тощими шерстяными лапами, верещал Янка. – Мы с Антипом соседи! Да что ты венихом-то размахалась, дура?! Антип! Афоня!!!

– Чего орешь, окаянный?! Не ори, народ разбудишь! – еще громче завопила Вера Федоровна, отчаянно наступая и выпихивая гостя в темногу.

– Да ну тебя, совсем взбесилась! – Янке удалось выпрыгнуть, и уже из безопасного места он закричал: – Ты Ефима позови, а сама не лезь! Ишь – драться удумала! Тебя бы саму этим веником!

– Что тут за побоище? – раздался Антипов бас. – Ты, что ли, Вера Федоровна, крещеная душа, развоевалась?

– Антип Фалалеевич, ты? – Вера Федоровна так прищурилась, что стала похожа на старого китайца. – Точно, ты, некрещеная душа! А это кто же?

– Да сосед мой, Янка.

– Какой он тебе сосед? Как есть черт – с рогами, с мордой! И с хвостом, что ли?

– Черт и есть, – согласился Антип. – Так что же, коли он мне сосед? Живем рядом, вот и сосед. Афоня, карпов тащи!

От подарка сердце Веры Федоровны совсем растаяло. Она позвала гостей в подсобку и понемногу объяснила им, что творится в бассейне.

– Ефимушка ушел, есть ему стало нечего. Раньше он к озеру бегал рыбку ловить, но рыбки там мало, и он при буфете питался. А теперь народу сюда почитай что не ходит, буфет закрыли. А куда ушел – не сказал. К родне, может?

– Значит, не ходят люди в бассейн? – спросил Афоня с тонким расчетом: коли так, тут можно отсиживаться днем, а ночью ходить в разведку, обследовать речные берега, выбрать подходящее место.

– Да ходят иные. Народ-то уезжает. Принята программа переселения, вот… – Вера Федоровна достала старую газету. – И куда едут? В Южную Америку, в горы! Зачем, кому они там нужны?

– А ты все тут, убираешься? – полюбопытствовал Антип.

– Да вот убираюсь… Как велено – две большие раздевалки да две малые, душевые, туалеты…

– И платят хоть?

– Да то-то и беда, что не платят! Этот Портновский сперва – точно, платил, как обещал, потом стал задерживать. И вот уж которую неделю я его не вижу! Но обещал заплатить, я вот календарик завела, рабочие дни отмечаю…

– Обещал и пропал? – уточнил Янка. – А еще нас, чертей, пакостниками называют…

– Так, может, вернется еще? – Вера Федоровна с надеждой переводила взгляд с одной страшенной рожи на другую, еще страшнее. Но ни водяные, ни болотный черт ничем ее обрадовать не могли.

– А мы вот сюда думаем перебраться, на речку, – сообщил Антип. – Соседями будем, если вода окажется подходящая.

– А что? И перебирайтесь! – Вера Федоровна даже обрадовалась. – Я вам помогу, если что, по хозяйству, приберусь там, разгребусь…

А сама при этом смотрела на узел со свежей рыбой.

– Держи гостинец, крещеная душа, – сказал Антип, добывая толстого, кило на два, зеркального карпа. – Насчет уборки – это у меня дочка есть, да и не полезешь ведь ты прибираться на речное дно.

– Как знать, может, и полезу… У меня за квартиру полгода не плочено, в суд на меня подали… выселять будут… – и Вера Федоровна тихонько заплакала.

Пока старшие ходили разбираться с соленой водой, Коська выхаживал Уклейку. Водяница как раз из-за своего молодого крепкого здоровья и пострадала больше всех.

Если бы первым нырнул тот же Афоня, он бы сразу сообразил – дело неладно, потому что водяной в годах очень прислушивается к своему организму и старается его поберечь. Уклейка же не распознала опасности, решив, что это ей после спячки не по себе, и основательно отравилась. Если бы не Янка – так бы и осталась на дне.

Но, пытась вылечиться, она ударилась в другую крайность и боялась подойти к воде, все время проводя на воздухе. А водяные с водяницами так устроены, что дышать могут и воздухом, и водой, однако вода им полезнее, а на воздухе чересчур долго оставаться они не могут. Иначе бы зимовали на земле, а не озерном или речном дне. Чем они и отличаются от болотных чертей – те тоже по дну ходить умеют, но спать там для них затруднительно, предпочитают на суше.

Коська добежал до дальних соседей, семейки болотных чертей, где имелась бабушка-травознайка. С бабкой было дело темное – никто и никогда ее без меховой шапки не видел, так что ходили слухи: вовсе она не чертовка, а из людей, только маленькая, тощенькая, а отсутствие тупых бабьих рожек выучилась успешно скрывать. Опять же, нос. Однако нос картошкой вместо пятачка у болотных чертей тоже случается, не всем же красивыми ходить.

Травознайка понятия не имела, чем врачевать от соленой воды, и дала корешков от кашля, от чиха и еще тех, что брали обычно брюхатые чертовки, водяницы и даже человеческие женщины, – от рвоты. Велела еще раков наловить, но в том ручье, куда Коська отправился их добывать, с раками что-то приключилось – сколько не совал руку в нору, никто его клешней за палец не тяпнул. Хотя вода вроде была почти не соленая…