Леонида Подвойская - Тьма

- Вы сказали, слепли? - прервал размышления полковника митрополит.

- Да. Потом он нашёл место, где они эту заразу подхватили. Уничтожил мерзость. Один.

- А от чего эта болезнь? То есть, откуда?

- Этого я вам сказать не могу. Даже на исповеди. А про Максима… Знаете, чем он меня привязал? Обещал наших калек исцелить. Даже… но я в это… а как хотелось бы верить!

- Верьте! И я буду молиться, чтобы сбылись его намерения. И ежели… ежели вам ещё придётся общаться с ним, просите его свершать добро, не вовлекайте во зло, которое можете творить и сами.

- Я не вовлекал его в эту операцию! Он просто может… подчинить. И, кроме того, как я понял, вы бы, святой отец, уже были мертвы.

- Может, оно и к лучшему, - тяжело вздохнул священник.

- Глупости говорите! Простите. Может, мученическая смерть вам и к лицу. А остальные? А что бы сейчас началось? Вы понимаете, от какой резни он нас всех спас?

- Понимаю. И извиняю вашу горячность. Но если он погиб в этом огне…

- Да не погиб он. Не мог. Просто не мог, понимаете? И мы с ним ещё… - голос офицера дрогнул. - В общем, вот мой телефон, если найдут в моё отсутствие, немедленно звоните… пожалуйста.

А Максим лежал в темноте. Боль, боль, боль. Она пришла, когда он закончил борьбу с весом громадины и осевшая глыба раздавила его. Или раньше, когда он держал эту махину своим полем? Неважно когда, но боль была жуткая. Но он не умирал, хотя, кажется, не дышал. А ещё к нему пришли. Какие-то мерзкие чёрные твари, повизгивая, окружали его.

Уммм…ну, ха-ха, - начала одна. И первое " уммм" начиналось басом, затем "ну" переходило на повизгивание, потом короткий смешок. И всё сначала. Ей начала вторить ещё одна тень, затем третья, четвёртая. "Очень похоже на стаю гиен", - подумалось Максу.

- Уммм…ну, ха-ха!

- Это меня, что ли умнёшь, сволочь? - поинтересовался Максим у ближайшего черного пятна. По уколу - вспышке очажка боли на общем болевом фоне он понял - его. Только не тело. Вроде, как откусывают кусочки его второй сущности.

- Ну, нет, так не пойдёт, шпана, - обозлился он. Нужна энергия - ударить. А её почти и нет. Хотя… постой. Тогда, когда я отдавал всю, я отключался. Значит, ещё не вся. Сейчас. Он представил себя шокером, набирающим энергию в один импульс. И когда понял - вся, ударил. И ещё услышал, как испуганными мартышками заверещали, сжимаясь в обугленные капли, странные гиены. И гневный вскрик боли кого-то более могучего где-то вдали.

- Это тебе аванс, - подумал Максим, вновь проваливаясь в беспамятство.

Развалины очистили в первом приближении на третий день. В принципе, можно было не торопиться - спасатели заявили, что живых нет. Да и осторожность соблюдать следовало - вдруг ещё какой "гостинец" рванёт. Но не уходил оттуда старый епископ и устраивать длительные перекуры было как-то неудобно. Тем более, что пообещал он работягам кое-какие премиальные и из церковной кассы. Под завалами было пусто. И только когда подняли огромный фрагмент купола с места, указанного священником, увидели тело в обуглившейся рясе. И епископ поспешил туда.

- Жив! Честное слово, живой! - опередил его кто-то из рабочих.

Добравшись до места, епископ с изумлением уставился на незнакомое, в сплошном ожоге, лицо. Но ожог был старый.

- Не он! Ищите ещё! А этого - немедленно в больницу.

Но найденный открыл глаза и епископ узнал тот самый чёрный взгляд. Он ненадолго задержался на священнике и замер на осеннем солнце.

- Господи! Благодарю тебя! - искренне воздел к небу руки епископ. - Прости, сын мой, не признал.

Но тот не отвечал. И даже не отвёл взгляда от солнца. Только вдруг покатились из глаз слёзы.

- Да у него нет ни одной целой кости. Вы же посмотрите! - прошептал дежуривший здесь же по приглашению митрополита врач. И, действительно, тело найденного походило на желе, удерживаемое кожей.

- Немедленно в машину и поехали! - решился священник. В машине скорой помощи Максима незамедлительно подключили ко всем этим прибабахам типа кислородных трубок в нос и капельниц в вену.

- Пульса и давления практически нет. Удивительно, что он ещё жив. А сидевший тут же митрополит уже договаривался о спецсамолёте. Следует признать, что терракт значительно добавил ему и популярности, и искреннего уважения, и когда "Скорая" въехала в аэропорт, лайнер уже начинал лениво раскручивать свои винты.

- Ну, что скажете, - спросил епископ возле трапа у врача спецавиагруппы.

- Ничего не понимаю. Без рентгена - никак. На ощупь - какое-то размягчение всего скелета…

- Ещё бы - под такой громадиной… всё, небось раздавило… И ещё те ранения… Состояние?

- Стабильное… Пока… Пульс ненормально редкий. Даже сказал бы, аномально…

- Доктор, вы должны сделать всё. Понимаете, всё возможное. Нам бы его только до места… С Богом. И мне тоже пора, - заспешил он от самолёта. Но тут же вернулся, тяжело отдуваясь, взобрался по трапу и кинулся внутрь.

- Ты мне смотри! Не вздумай умирать. Потерпи немного. А когда прилетишь, там мы тебя с Божьей помощью быстро поставим на ноги, - наклонился священнослужитель над Максом.

- С Богом! - перекрестил он юношу, а потом, не выдержав, ткнулся с поцелуем, пощекотав своей бородой это обожженное лицо.

Они летели в разные стороны, но настоящий священник прилетел быстрее священника ряженого.

- И я взял на себя ответственность отправить этого героя в наш госпиталь.

- Вы поступили опрометчиво.

- Но он спас паству, спас меня и от смерти, и… от позора, - настаивал на своей правоте знакомый нам митрополит. Его визави в споре недовольно поморщился.

- От какого такого "позора"? - просипел он.

- Когда потянули меня на смерть, каюсь, страх обуял. Начал сопротивляться, проситься. Сам себе оправдание нашёл, что нужен пастве в эту страшную минуту.

- Но это же так и было!

- Было не так. Этот юноша за меня заступился и его вместо меня на смерть повели. И когда там, за стенами прозвучали два выстрела, я думал, сгорю со стыда. Как я мог… Всё же без испытаний даже наши души становятся…

- Не надо "даже наши". Страх, он есть проявление сущности человеческой. И страх смерти, особенно насильственной, не есть грех. А вот преодоление его - и есть проявление веры. Согласен. Сытая жизнь веру не укрепляет… Но далее что?

- Я тогда решил - если ещё кого на казнь затребуют - сам пойду. Но перед тем обращусь к пастве с прощальным напутствием.

- Обратился?

- Нет. Но не потому, что опять струсил. Стыд выжег страх. События уж очень быстро развивались. А потом… Потом отворили дверь и опять появился этот отрок. Ряса в крови, две дыры в ней на животе. Но живой…

Когда епископ закончил рассказ об известных событиях, Владыка, насупив мохнатые брови и хрипя с каждым выдохом, долго молчал.

- Говоришь, он не из клира?