Андрэ Нортон - Грифон торжествует

Потом я выбрал трех коней из предложенных мне. Они были из восточных Долин (их численность теперь была очень невелика), и здесь, на западе, ими редко пользовались. Я не хотел брать выращенных в горах, потому что в Пустыне нужны лошади выносливые и стойкие, а не привыкшие к обильным водам горных ручьев, лошади, которые могли бы переносить жару и недостаток фуража и питья.

Потому я и выбрал тех, которыми пользовались в Пустыне. Чуть выше ростам горных пони, сухопарые, с длинными шеями, что отличало их от прочих; глаза непривычно огромные, с густыми ресницами, которые давали достаточную защиту от ярких лучей солнца и ветра. Копыта пошире, чем у обычных коней, что хорошо для ходьбы по зыбучим пескам. Они имели репутацию существ норовистых, и их каждую ночь нужно было стреноживать, либо привязывать.

На двух из них я намеревался попеременно скакать, а третью использовать в качестве грузовой. Мне потребовалось четыре дня на тщательные приготовления и выбор провизии. По ночам мне больше ничего не снилось.

Я отказался от карты, которую мне показывал Имгри при нашей встрече. Ее составляли, основываясь на словах охотников, но им нельзя было полностью доверять, поскольку они всегда с ревностью относились к своим источникам информации.

Дорога Изгнанных, по которой путешествовали мы с Ривалом, вела на север. И дорога, по которой я добрался к месту, где творили свои черные чары моя мать и Роджер, также вела в том направлении — заброшенная и безлюдная. Если еще и оставалась какая-нибудь жизнь в Пустыне, то, я это чувствовал, где-нибудь я наверняка обнаружу ее… хотя Прежних нельзя оценивать по нашим меркам. Но им ведь все-таки тоже нужны вода, какая-то пища, укрытия получше, чем эти руины.

Поэтому я решил отправиться прямо на запад, вначале следуя по едва заметной тропе, проложенной охотниками, которые доставляли Имгри металл для перековки.

Я выехал ранним утром, ни с кем не попрощавшись. Накануне ночью я в последний раз встретился с Имгри. Он снова говорил о настоятельной необходимости передать предупреждение о вторжении какому-нибудь вождю, кого только мне удастся обнаружить, — в полной уверенности, что где-то в тех неизвестных землях на западе действительно находится то, что ищут захватчики. А потом Имгри даже не пришел проводить меня — кто я такой для него, всего лишь инструмент для осуществления его целей.

Завершится моя миссия удачно — хорошо, если же нет… Что ж, он сделал все, что мог.

Конь, на котором я выехал, вначале заартачился было но, когда лагерь остался уже далеко позади, успокоился, а другие две лошади, которых я держал на привязи, были вполне послушны. Все они время от времени высоко вскидывали головы и втягивали воздух через красноватые ноздри, словно пытаясь определить какой-то запах, имеющий для них особую важность.

Так мы путешествовали четыре дня, и последние три из них — по пустынной местности, кое-где поросшей кустарником, когда конь, на котором я скакал, издал ржанье, напоминавшее более жуткий пронзительный вопль. Остальные две лошади незамедлительно ответили ему, и эти дикие звуки эхом прокатились по остроконечным холмам, тесно обступившим дорогу с обеих сторон, так что давно уже казалось, что двигаемся мы в непроглядных сумерках. Сомкнувшиеся вокруг нас стены становились все более и более высокими, а затем две скалы соединились верхушками, образуя арку, в которой, несмотря надень, царил полный мрак.

Мой конь перешел на быструю рысь, и я даже не пытался его сдерживать. Остальные лошади в свою очередь тоже увеличили скорость бега. Мы пронеслись через туннель с неровными стенами и выскочили на другую сторону, в настоящий яркий свет дня, не то что в последние несколько часов.

Вот она. Пустыня! Дорога пропала, одни лишь голые камни, иногда пересекаемые то тут, то гам струйками грубого песка. Голая равнина стелилась до самого горизонта. Вдали какие-то тени сливались с небом, и мне показалось, что это, должно быть, горный хребет. Его-то я и наметил для себя в качестве ориентира.

Лошади, которых я вел на привязи, больше не хотели плестись позади, подтянулись и теперь скакали по обе стороны от меня, подстроившись под темп бега моего коня, будто на них также скакали всадники, готовые к кавалерийской атаке. Я подумал, что они чувствуют себя как дома в этом краю и, наверное, возможно по их поведению получить предупреждение о других формах жизни, которые могут здесь нам повстречаться, хотя кто или что могло жить в местности, подобной этой, я и предположить не мог.

Солнце еще стояло высоко в послеполуденном небе, но я уже разбил лагерь, потому что лошади первым делом направились к провалу в земле, расщелине, на дне которой, вытекая прямо из скалы, струился грязноватый ручеек, пересекая впадину лишь для того, чтобы вновь исчезнуть в прожорливой земле. Однако по обе стороны его росла трава и несколько невысоких кустов. Из ближайшего стрелой взлетели несколько крылатых существ и умчались ввысь с весьма большой скоростью, но я успел рассмотреть, что перья у них черного цвета, а головы, свисавшие вниз на странно изогнутых шеях, красно-коричневые, будто только что ощипанные.

Их писклявые крики были такими же неестественными, как и вопли лошадей, и они кружили над нашими головами, не скрывая своей ярости, что их потревожили. Мне не понравился их вид. Что-то зловещее чудилось в их черных телах и голых головах.

Что собрало их здесь, стало ясно через несколько секунд: я учуял тошнотворный смрад чего-то мертвого, и мертвого уже долгое время, а мой конь полуподпрыгнул. полусоскользнул вниз к краю воды.

Он глубоко погрузил свою морду в воду, другие две лошади поспешили за ним. Я выскользнул из седла и торопливо привязал поводья к ближайшему кустарнику. А затем, хотя мне и не хотелось этого, направился посмотреть, что же такое там лежит, что привлекало этих так и не переставших пронзительно кричать птиц.

Пылающее солнце и клювы птиц сделали свою отвратительную работу, но оставалось еще вполне достаточно, чтобы понять, чю это была фигура, напоминающая человека… хотя и очень маленькая. Ребенок… здесь? Я старался не дышать, подходя поближе. Кем бы оно ни являлось при жизни, никакого родства с жителями Долин у него не было. Тело в тех местах, где еще сохранилась плоть, было покрыто щетинистыми коричневыми волосами. Голова и лицо настолько испортились, что я не мог разглядеть никаких черт и был этому только рад. Пальцы — как на руках, так и на ногах — заканчивались огромными кривыми когтями, и на некоторых из них до сих пор были комья земли. Существо это наполовину зарылось в землю, будто для того, чтобы избежать предназначенной судьбою гибели.

С помощью веток, сорванных с кустарника, я перекатил это существо подальше и забросал его камнями и песком. Я не собирался оставлять его здесь непохороненным, там, где мне пришлось разбить лагерь.