Андрэ Нортон - Грифон торжествует

Но единственным местом здесь, где можно было бы обнаружить подобного рода Могущество, была Пустыня — либо земля, находившаяся за ней. И если Гончие напали на нас только из-за своей веры… Тогда… нельзя ли сделать так, чтобы эта существа из Пустыни приняли участие в нашей войне?

Ни один здравомыслящий человек не сомневался, что если ализонцы вторгнутся туда, путь им преградят могущественные силы. Но можно ли убедить эти силы ИМЕННО ТЕПЕРЬ прийти на помощь жителям Долин?

Я размышлял над этой мыслью и чувствовал, что она мне нравится. Соединить Могущество с нашими силами, как это попытались сделать моя мать и Роджер, оказалось смертельной ошибкой. Однако привлечь на свою сторону тех, кто владел ею, — совсем другое дело. Не ЭТО ли и задумал лорд Имгри?

Я резким цоканьем послал вперед своего коня, внезапно охваченный жгучим желанием, чтобы наконец закончилось путешествие — так как уже наступала ночь.

В последний раз перед этим я встречался с вождем юга в избушке лесника, и на этом высоком мужчине с холодными зеленоватыми глазами не было никаких атрибутов власти. Теперь же я сидел на стуле в небольшом величественном зале властителя юга.

Имгри, занимал кресло с высокой спинкой, перенесенное с помоста в столовой, и все так же возвышался над теми, кто являлся к нему. От этого человека так и веяло властностью, хотя на нем и сейчас не было ничего особенного, только кожанка, оставшаяся со времен, когда он охотился в своих владениях. Однако говорил он об охоте, которая будет происходить в будущем, а не в прошлом.

Я ожидал, что выражение его лица изменится, когда он увидит мои оголенные копыта — ведь они были скрыты под сапогами во время нашей последней встречи. Но я лишь пришел к мысли, что, может, я и в самом деле такое же нечеловеческое существо, как и человек-грифон из моего видения, и что он не замечает этого отличия, поскольку я прибыл сюда для служения его целям.

Для Имгри только его амбиции и цели имели важность. Все, что он говорил, как действовал, думал было подчинено одному — осуществлению своих планов и подавлению всего остального.

Он разложил на скамье между нами сильно засаленный и испачканный лист пергамента. Здесь были отметки, добавившиеся после моей последней разведки, но в основном он был чист, и вот на эту чистую поверхность пергамента он и положил свою ладонь.

— Ответ лежит здесь, — то, что он так откровенничал со мной, настораживало. Не в его характере было делиться с кем-либо своими планами. Ему не было свойственно быть дружелюбным, просить, а не приказывать.

— А нельзя ли, мой Лорд, выразиться несколько более ясно! — за то время, что я служил под началом этого человека, я добился определенной свободы — правда, за высокую цену. Он больше не внушал мне благоговейного страха.

— Мы добились многого, — это было не хвастовством, но констатацией факта. — Наши кузнецы неплохо поработали над металлом, доставленным из Пустыни, — несмотря на опасность. И теперь мы имеем оружие, лучшее, чем кто-нибудь из нас когда-либо прежде видел. Мы собираем людей — но мы также и теряем их, — теперь ладонь его сжалась в кулаке. — И все так же корабли захватчиков высаживают новые группы. Верно, — вздохнул он, — они не выступили против нас вовремя. Но не потому, что мы сдерживали их. Пока что мы можем только беспокоить их на флангах, наносить небольшие удары то здесь, то там. Хотя… — вето голосе наконец послышалось слабое удовлетворение — наконец-то они поняли, как глупо преследовать нас в таком удалении от побережья, на земле, которую мы знаем намного лучше их. А сейчас, — он слегка наклонился вперед, — когда МЫ научились кое чему новому…

Он остановился на несколько секунд, и я рискнул задать вопрос:

— Это правда, что они ищут какое-то загадочное Могущество?

Имгри так резко и пронзительно взглянул на меня, что я едва удержался, чтобы не потянуться за арбалетом заткнутым за пояс.

— Итак, люди в открытую говорят об этом?

Я пожал плечами.

— Эти рассказы я слышал еще до поездки на север. Должны же быть какие-то разумные причины тому, что ализонцы преследуют нас. Ведь, если верить словам захватчиков, на этой земле нет ничего такого, чего бы у них не было. Никакими особыми драгоценностями МЫ не обладаем.

В том, как я это сказал, не было и признака почтительности. Я говорил как равный с равным. Да, у Имгри была сила, и люди Долин, возможно, с большой охотой подчинялись ему. Однако больше он не имел на меня какого-либо влияния. Теперь у меня была в некотором отношении внутренняя зашита от него.

Сузив глаза, Имгри внимательно наблюдал за мной. Мне кажется, что в его глазах я неожиданно стал личностью, а не инструментом в его руках. Нетерпение, которое никогда особо не скрывалось в его поведении, немножко отодвинулось прочь. Он рассматривал меня под новым углом зрения, ибо я не был уже тем мальчиком, которого он отправил в Ульмсдейл, и этот новый фактор следовало учитывать в предстоящей игре.

— Ваша рука, — продолжил я, — лежит на поселениях в Пустыне. Не там ли, как вы полагаете, находится ваша цель? И не драгоценности, но Могущество…

Выражение его лица не изменилось, но у меня возникло чувство, что в лицо дохнуло холодом. Взрывы ярости — не для него, ярость Имгри была бы подобна ледяному дыханию Зимнего Дракона. Сидя здесь, в неподвижности, я подстрекал его, влекомый собственной самоуверенностью. Почему меня должно волновать, что этот лорд столь обуреваем властолюбием, что он способен добиться многого, если позволит судьба? Я был не из его рода.

— Да, это Пустыня, или то, что в ней, возможно скрывается, — Имгри решил наконец принять меня таким, каким я был. — Мы не знаем, что это может быть. Все это стало нам известно со слов нескольких пленников: ализонцы хотят здесь что-то найти и подчинить своему контролю. У себя на родине они столкнулись с древним врагом, которого они гак же хотели бы истребить, как они уничтожают многие наши Долины. Этот враг — по их мнению — может быть в родстве с нашими Прежними. В свою очередь они вооружены теми, кто каким-то образом предсказал, что им нужно искать, но у них нет должного числа людей, чтобы найти это оружие Могущества. Но знание это находится здесь! — и Имгри сжал пальцы так, что его ногти царапнули карту, как когти ястреба схватывают свою добычу.

Туман висел в воздухе, словно гобелены в каком-то огромном зале, обволакивая костер и тех, чье тепло и жизни он поддерживал. Теперь и я, странное дело, чувствовала себя вполне умиротворенно, чего не было с тех пор, как Керован покинул меня и умчался из Норсдейла. Я следила за ним, пока он не скрылся с моих глаз, полных невыплаканных слез, и сердце мое обливалось кровью. Эти печаль и страх принадлежали только мне, и я никогда не позволю себе выказать их другим. Но здесь… Это было словно… словно братство по крови. И мне было несколько удивительно ощущать подобное чувство.