Берен Белгарион - Тени сумерек

— Ты хотел поединка? — сказала она за Мелькора. И за себя: — Черный меч рассек кольчугу, как тонкую ткань… Больно! Ожог чужой боли… Он думает, что Учитель смеется, передразнивая его движение… он не знает… Нолдо не стерпит насмешки ни от кого, тем паче гордый до безумия король Нолофинвэ… Гнев — как удар плети! С яростным криком эльф бросается вперед, и Учитель еле успевает отклонить удар, нацеленный ему в сердце…

Он смеется, глядя, как расплывается на одеждах Валы кровавое пятно… Его все же можно ранить… Можно… Может, можно и убить… Теперь нолдо бьется яростно, не ощущая боли от ран, наносимых Врагом… — Я еще отмечу тебя так, что ты не скоро забудешь эту встречу!

— Да, — прошептал Берен, и лицо его исказилось. — Он не скоро забудет…

— Замолчи! — крикнул Эрвег.

— Он метит в лицо и горло, — продолжала Этиль. — Длинная рана рассекает руку Учителя от локтя до запястья, до тяжелого железного браслета… Он еле держит меч… он теряет кровь — и впервые бьет всей Силой…

— А, дерьмо, — одними губами прошептал Берен. На этот раз слышал один Илльо и, может, еще Болдог.

— Светлый клинок сломан! — Этиль уронила руку с флейтой, — и нолдо падает навзничь в исчерна-серый пепел Анфауглит… Он чувствует на груди тяжесть ноги Врага… Видит ледяные, нестерпимо горящие глаза… — Что он тебе сказал? Что ты один из немногих нолдор, с кем я хотел бы говорить? Он говорил с тобой о мире? — Страшный голос, тихий и яростный, и взгляд, лишающий сил, ломающий волю… Медленно, бесконечно медленно рука короля Нолдор ползет к обломку меча… Медленно… — Он говорил о мире, предлагал мир тебе и твоему народу, как пытался сделать и я… А ты — ты ответил ему ударом меча… Ты проиграл, Нолофинвэ Аран Этъанголдион, твоя жизнь в моей руке… И что мне делать с тобой?

— Вот дерьмо, — процедил Берен. — Ложь. Все ложь…

— Рукоять сломанного меча ложится в ладонь Нолофинвэ… Король вслепую наносит удар, сталь рассекает связки, распарывает ногу глубокой раной… Изначальный опускается на колено подле эльфа…

Берен стиснул руками виски, опустился на лавку. Нужно… нужно… Он сам не знал, что должен сделать, а только все это надо было прекратить.

— Ты сам выбрал… Ты умрешь так, как умер он… — Этиль сжала свободную ладонь, потом судорожно раскрыла ее и вцепилась пальцами в свой живот. — Сила, темная, страшная сила, боль, рвущая внутренности — жидкий огонь, вливающийся в тело, словно залили живот и грудь расплавленным металлом изнутри — вся боль, бесконечные часы агонии Гэлторна — вся боль, перетекающая из теряющего жизнь тела в обожженные ладони, вся боль души, не ведающей, что ждет ее за гранью смерти — вся боль… Король нолдор кричит…

— Замолчи, — почти простонал Берен. — Замолчи, сука, а то я сам тебя заткну…

Ильвэ напрягся, обменялся короткими взглядами с Эрвегом, дал тому понять, что Берена он удержит в случае чего. Но Берен не собирался бросаться на Этиль. Он по-прежнему сидел, растирая пальцами виски, силясь найти в себе то, что разрушит чары.

— Учитель поднял окровавленное, изломанное Силой тело Короля… — Этиль уже задыхалась и вздрагивала. — Пусть… лежит… на вершине черных гор… Там будет его могила… Огромная тень падает вниз: орел хватает тело Короля Нолдор, удар острых когтей рассекает лицо Мелькора… — девушка согнулась от боли, закрыв лицо растопыренной ладонью, потом пошатнулась и упала.

Эрвег и Солль не дали ей свалиться на пол, подхватили, усадили в кресло.

— Ты что-то хотел сказать, Берен? — спросил Эрвег.

«Нашел!»

— Да, — горец поднялся с лавки, засунув большие пальцы рук за пояс. — Все брехня от первого слова и до последнего.

— Во что же ты веришь? — у Эрвега побелели скулы и кончик носа. — В то, что Учитель был тридцати футов роста, а его щит нависал над Финголфином как грозовая туча? В то, что ваш король бегал у него между ног, как мышь?

— Ты сказал! — Берен ткнул в Эрвега пальцем. — И она сказала. Если бы орел Манвэ полоснул когтями любого человека обычного роста, да хоть бы и нолдо, он оторвал бы голову по самую грудь, с плечами вместе. Здешние орлы гаура перекусывают пополам, вы сами их видели.

— Вот как? — Эрвег поджал губы. — И что же еще ты скажешь?

— Скажу, что если бы меня свалили, сломав меч, и наступили ногой на грудь, я никак бы не мог ударить равного мне по росту противника под коленку, а зацелил бы ему, куда ты и сказал, Эрвег: между ног. Да так оно и вернее всего.

— И больше ничего?

— А еще — правду ли говорят, что Учитель ваш сед?

— Да. Он поседел в одночасье от горя, глядя на смерть своих учеников.

— Эла! А я думал, волосы его белы от того, что Торондор нагадил ему на голову!

Эрвег растерялся. Такая злая и глупая подначка заслуживала вызова на поединок — но Берен, как видно, был неприкосновенен по приказу Гортхауэра, а ответить ему в том же духе остолбеневший от ярости Эрвег не мог.

Вот, на что боги наделили меня злым языком, — подумал горец. Насмешка, вот чего они не терпят.

— Я так много слышал о вашем Учителе, что сложил песнь в его честь, — Послушайте.

Илльо растерялся. Ответить Берену такой же откровенной похабенью означало уронить достоинство т'айро-ири, а как иначе пресечь поток сквернословия — он не сообразил сразу. Болдог оказался быстрее: одним прыжком оказался рядом и ударил Берена тыльной стороной кисти по губам. Тому случалось получать удары и посильнее, но от этого тоже брызнула кровь, а горец упал задом на скамью и треснулся затылком о стену.

— Вот так, господа рыцари, это делается, — сказал орк. — Если в другой раз вам будет не с руки заткнуть чей-то черный рот, зовите старого Болдога…

Он хотел добавить еще что-то, но не успел, потому что Берен оставался в долгу не дольше, чем брошенная в камин горсть опилок сопротивляется огню. Вскочив со скамьи, он отвесил Болдогу смачную плюху, а потом они покатились по полу, сцепившись в самой безобразной из всех драк, которым Илльо был свидетелем. Трещала одежда, летели брызги крови, но сами противники не издавали ни звука, если не считать, коротких выдохов, сопровождавших каждый нанесенный или полученный удар. В своей внезапно прорвавшейся ярости они друг друга стоили, человек и орк, даже трудно было поверить в то, что перекошенное и разбитое лицо Берена принадлежит сыну человеческому, а не орочьему отродью. Никто не успел вмешаться и, если честно, было страшновато — эти двое раздавили бы любого пожелавшего встать между ними и их счетами. Какое-то время казалось, что горец одолевает: Болдог пропускал все удары подряд, заботясь лишь о том, чтобы ответить на каждый. Берен сумел повалить его и, лежа сверху, прогнувшись в спине сколько мог, обрушился на него, целя лбом в переносицу. Если бы он попал куда метил, он мог бы и убить Болдога, но тот подставил под удар лоб. Казалось, у обоих противников искры брызнули из глаз. Наконец, собрав все силы, Болдог сумел вывернуться из-под человека и отшвырнуть его в сторону. Не давая противнику ни мгновения передышки, он вскочил и с размаху ударил его носком сапога в грудь. Берен попробовал задержать удар или отвести его в сторону, не смог — и повалился на пол. Орк добавил другой ногой, но на обратном движении горец, хоть и задыхался, сумел его подсечь — и Болдог тоже упал.