Берен Белгарион - Тени сумерек

— Я здесь, господин… — Сэльо, разминувшись со старшиной, вошел и согнулся — хотя и без того был согбен от рождения. Гортхауэр гордился им, своим воспитанником. Это он приметил в одной из деревень хилого мальчика-горбуна, обладавшего удивительным даром слышать животных и говорить с ними. Для Мелькора ребенок не годился, рыцарь Аст-Ахэ должен быть прекрасен душой, разумом и телом, но Гортхауэр взял мальчика к себе, воспитал и выучил. Сэльо был волчьим мастером.

— Садись, — велел Гортхауэр. Другого он заставил бы стоять, но Сэльо не нуждался в уроках покорности, кроме того, у него были слабые ноги.

— На другом берегу реки — осадная машина, которую катят сюда эльфы, — Гортхауэр сразу заговорил о главном. — Они отстали от своего войска, но ни человек, ни орк не сумеют миновать это войско незаметно…

— Я понял, господин…

— Нужно уничтожить всех, кто при орудии. Всех, кто может его наладить и стрелять из него.

— Да, господин.

— Иначе погибнем мы все. И ты, и твои волчата, и беременные суки… Поэтому подумай как следует, кого из малышей лучше послать.

Малышами они называли юных волков, достигших полного роста, но еще ни разу не спаривавшихся.

— Я думаю, Акхара, — улыбнулся Сэльо. — Он хороший боец.

— Приведи его ко мне.

Сэльо поковылял к двери, но задержался.

— Повелитель?

— Да…

— Эти убитые эльфы… и люди… они ведь… низачем тебе не нужны, верно?

— Нужны, Сэльо, — спокойно ответил Гортхауэр. — Иди.

— Но ведь… — Волчий Мастер мялся в дверях. — Ведь что-то останется… что не годится оркам…

— Орки не имеют к делу отношения. Волков нельзя кормить, Сэльо, потому что впереди у нас битва, а не по какой-то иной причине. И нам может понадобиться вся их ярость.

— Но… щенки, Повелитель! И две кормящие суки… Ах, если бы ты видел, какими глазами они смотрят, когда я прихожу, и как жалобно скулят! У меня прямо сердце разрывается.

— Сэльо, — Гортхауэр повернулся к нему, раздраженный тем, что пришлось сделать лишнее движение. — Если ты сейчас же не покинешь меня, твое сердце пойдет в пищу тем, кого ты так трогательно жалеешь. Иди и приведи мне Акхара…

Прежде чем Сэльо вернулся, Гортхауэр изменил свое решение: волкам нужно будет бросить один труп, чтобы они перед битвой попробовали крови и раззадорились, но не отяжелели. Однако Сэльо он ничего не сказал. Никто из подданных не должен думать, будто по его слову господин переменит свою волю. Пусть Сэльо, когда в волчьи загоны принесут труп, увидит в этом милость Владыки, а не свое настояние.

Волчий мастер подвел огромного волка к креслу Гортхауэра и тот положил ладонь на широкий покатый лоб зверя. Темные, голодные мыслишки метались под этим черепом, между желтых глаз, умных и злых. Гортхауэр улыбнулся этим мыслям и направил в волка свою волю.

Они с Сэльо пытались вывести зверей, достаточно разумных для того, чтобы можно было отдавать им сложные приказы голосом — но ничего не получалось. Волки понимали только самые простые команды, и наилучшим образом действовали тогда, когда привыкали к повадке своего проводника-орка или человека, становились с ним единой волей. Но это делало невозможным использование одного только волка, без проводника. Поэтому Сэльо держал несколько необученных «малышей», проводником которых была воля Гортхауэра.

Он вложил в волка направление и цель, а потом Сэльо разомкнул ошейник и повел животное к воротам.

Кстати, о трупах и волках… Гортхауэр обратился мыслью к подземелью… Он решил попытать счастья еще раз.

Как и следовало ожидать, Берен сломался. Как и следовало ожидать, Финрод выстоял. И тогда Гортхауэр отдал Драуглин приказ.

Вспышка, подобная беззвучной молнии, ослепила его. Что-то пошло не так. Финрод сумел высвободить и задействовать силы Арды. Гортхауэр сам непрестанно чувствовал ненавистную силу, пронизывающую Арду и связующую ее воедино. Эта сила изменялась, проходя через Валар, как изменяется свет, проходя через кристалл, но оставалась одной и той же, как и свет, преломившись, остается светом. О, как бы он хотел овладеть этой силой, подчинить ее себе! Он бился над этим уже долго; собственно, все, что они с Мелькором делали здесь, в этом мире, конечной целью имело подчинение силы. Гортхауэр помнил Исток, давший ему жизнь через эту силу, помнил Его уверение: вне Истока Силы нет. Но Мелькор убедил Гортхауэра в обратном: Исток — лишь проводник Силы, которая исходит откуда-то из-за Его пределов; нужно лишь туда прорваться, и тогда они овладеют и Силой, и Истоком. И Гортхауэр поверил: если не поверить, то какие могут быть надежды на то, чтобы перехватить Силу у Истока и Творить независимо от Его воли?

Но сколько Мелькор ни искал — он не нашел выходов за пределы Истока и Его творения, а собственные силы Мелькора и Гортхауэра, оторванные от истока, растворенные в плоти Арды, были огромны — но не бесконечны. И со временем Гортхауэр начал ощущать ненависть не только к Истоку, подчинившему Себе Силу, но и к самой Силе, и к Валар, которым не приходилось воровать ее у Творения, и к Творению, столь неохотно с Силой расстававшемуся.

Чтобы получить у Могуществ то, что так легко получил Финрод, — комок жалкой плоти, сколько ни называй его королем, — Гортхауэру пришлось бы разрушить, изнасиловать и камень, и воду. Он и этот замок подчинил себе не без труда, и был вынужден пребывать в нем или поблизости, чтобы замок устоял, и держал его силу, и выполнял его волю. А с Финродом они поделились добровольно, хотя это наверняка стоило ему жизни. Плоть, улыбнулся Гортхауэр. Слабая, ничтожная плоть, которой скованы Воплощенные — она не могла бы вынести прохождения через нее такой мощи.

Он не видел Финрода — весь тот участок подвала был покрыт мраком после этой вспышки — но знал, что Финрод мертв. Гортхауэр усмехнулся. Теперь в холодном сердце Аст-Алхор тлела только одна жизнь, но и ей осталось совсем недолго…

Майя встал у окна, в которое уже прицелилось восходящее солнце. На обоих берегах Сириона расположились армии, готовые к штурму, и тот путь к отступлению, каким воспользовался семь лет назад Ородрет, тоже был закрыт. Впрочем, Гортхауэр не собирался отступать. Финрод прекрасно построил замок, в подвале которого нашел свою могилу. Оба моста — и наплавной, соединявший замок с западным берегом, и подъемный, лежащий на каменных опорах — были убраны. На стенах несли караул стрелки — люди с луками и орки с самострелами. Несмотря на то, что Мелькор поощрял использование самострелов в пехоте, рыцари Аст-Ахэ признавали только луки. На башнях западной стены, кроме того, стояли камнеметы — самого простого устройства, но большой силы, вполне годные для того, чтобы топить лодки и разбивать плоты, если кто-то попытается высадиться на берег.