Вадим Филоненко - Маг для особых поручений

– И вам здоровья, господин Свирин. – Ее голос оказался возбуждающе музыкален, а глаза лукавы.

– Я за недоимкой приехал, – сказал подеста.

Она понимающе наклонила голову и стрельнула быстрыми синими глазами в сторону Темьяна.

– Говорит, если не заплатим, выгонит из селения, – пожаловался Бродарь красотке. – А где ж денег-то взять?

Женщина нетерпеливо отмахнулась от Бродаря и подошла к двуколке.

– Неужто и в самом деле выгоните, господин Свирин? – спросил ее голос, но глаза и губы сказали совсем, совсем другое, понятное лишь двоим.

Темьян про себя усмехнулся: любовники как пить дать! Из-за нее и терпит подеста" хитрости Бродаря, а тот, скорее всего, знает и беззастенчиво пользуется.

– Да, выгоню, если не станете платить.

Свирин пожирал ее глазами и жарко улыбался. Она бесстыдно ласкала его взглядом в ответ.

Темьяна прошиб пот. Исходящая от этих двоих аура похоти и сладострастия захлестнула его. Темьян громко кашлянул. Красотка и Свирин дружно уставились на него: он – недовольно, она – кокетливо.

– Ладно, Бродарь, даю тебе последнюю отсрочку. Последнюю, так и знай. – Свирин насупился. – Через месяц не заплатишь, отберу дом.

Он хлестнул лошадь, и двуколка резво покатилась по разбитой дороге. Хорошие рессоры мягко гасили толчки, а удобные сиденья предохраняли седалища от неизбежных на такой дороге ушибов.

Впрочем, на центральных улицах селения грязи почти не было, а дорога оказалась выровненной и старательно усыпанной галькой. По сторонам улицы тянулись высокие, ярко крашенные, нарядные заборы с резными воротами. Заборы огораживали огромные участки, поросшие садами. Среди деревьев мелькали крыши двухэтажных, в большинстве своем, каменных домов. Чувствовалось, что селяне – люди зажиточные. Бродарь, вероятно, был неприятным исключением из правила.

– Господин Свирин, а кто эта женщина? – спросил урмак. – Неужели его жена?

– Да нет, Кайя не жена ему. – Свирин вздохнул. – У Бродаря жена совсем другая, скоро увидишь… Тебя как звать-то?

– Темьян.

– Наложница она, Темьян. Ксил Бродарь купил ее в столице. Вернее, в карты выиграл. Ее отец – тот еще тип! – из южных аристократов. Игрок и пьяница. Спустил все состояние, а потом и ее проиграл… Повезло Бродарю: такое сокровище – и даром! Я хотел выкупить ее. И деньги предлагал, и невольников для полевых работ, но Бродарь ни в какую. Знает, плут, что… Впрочем, неважно. Если умный, сам скоро во всем разберешься, а если дурак, то тебе и не надо… Давай о деле поговорим. Я найму тебя в поле вместе с невольниками за плугом ходить. Но это через три месяца, а пока по хозяйству поможешь: амбар подновить, то да се. Платить буду десять медных куаров в месяц. Ну и кормежка моя. Спать можешь в сатторе с невольниками или отдельно – на сеновале. Работать от зари до зари, а вечером… – Свирин посмотрел через плечо на Темьяна. – Вечером будешь драться за деньги. Выиграешь – заплачу еще два серебряных куара за каждый бой. Согласен?

– А с кем драться-то?

Свирин усмехнулся:

– Желающие найдутся.

И желающие действительно нашлись.

Долгими зимними вечерами у селян не было другого развлечения, как собираться в приспособленном для этих целей большом общественном амбаре, пить брагу и смотреть на дерущихся. Конечно, делались ставки, и немалые. Прослышав об этом, в селение стали заезжать силачи из других селений. Изредка – из столицы. Очень редко – урмаки. Правда, летом развлечения затихали – работа по хозяйству высасывала все силы, но весна только начиналась, и Темьян успел застать последние три месяца боев. Собственно, как понял Темьян, и нанял его Свирин именно ради этих боев.

Хозяйство у Свирина оказалось огромное и походило на усадьбу: каменный двухэтажный дом с алебастровыми колоннами в окружении фруктового сада, позади которого имелись многочисленные хозяйственные пристройки, птичий и скотный дворы, конюшня. В собственности у Свирина имелся десяток невольников разных национальностей – апатичных и равнодушных ко всему мужчин, явно усмиренных магией, о чем говорило яркое, не стираемое клеймо на их предплечьях.

Весь день Темьян проработал вместе с троими невольниками – таррединцами. Эти некогда гордые и заносчивые жители юга, ныне лишенные памяти и желаний, напоминали скорее животных, чем людей, но Темьян так истосковался по человеческому обществу, что был рад и им. Они вчетвером чинили полевой инвентарь, перекрыли крышу на конюшне, красили нарядной белой краской стены. Темьян сразу втянулся в работу, наслаждаясь обществом людей – даже неразговорчивые, с оловянными, застывшими глазами невольники вызывали у него восторг и умиление.

Работой руководили сыновья хозяина, Хью и Кост. Старший Хью – беззаботный, веселый зубоскал и любимец местных красоток – принял Темьяна как равного, шутил и подначивал. В отличие от брата, надменный и мрачноватый Кост сразу же низвел урмака до уровня грязного, тупого животного и общался с ним свысока и брезгливо. Темьян от души смеялся над шутками Хью и старался не замечать пренебрежения Коста. Его радость от присутствия людей не могло затмить ничто.

Днем Темьяна покормили вкусным, сытным обедом, приготовленным дочкой Свирина – Лоддой, и он почувствовал себя почти счастливым, отведав впервые за три года настоящий бобовый суп и жаркое с подливкой. Вообще-то невольников кормили на черной кухне, а еду для них готовила толстая крикливая кухарка, но Темьяну оказали честь, пригласив обедать с хозяевами в богато обставленной столовой. Он сидел на резном ореховом стуле за столом с кипенно-белой скатертью, держал в руках ложку с вилкой и ел вкуснейшую пищу из фарфоровых тарелок. Это было так чудесно, что на глаза навернулись слезы. Он украдкой смахнул их, вспомнив свои прошлые трапезы: плохо прожаренное, а зачастую и вовсе сырое мясо, которое он торопливо рвал зубами, пребывая в обличье Барса.

Как оказалось, сам Свирин был вдовцом и души не чаял в дочери. Крепкая, кровь с молоком, Лодда украдкой разглядывала урмака, накрывая на стол, как бы невзначай задевала его пышной грудью и хихикала, а Темьяна от ее прикосновений бросало в жар.

Вечером, как стемнело, Темьяна привели в амбар и представили как нового участника схваток.

В амбаре собралось много людей. Горели многочисленные масляные светильники, ярко освещая посыпанную речным песком, огороженную веревками большую площадку и расставленные вдоль стен скамьи для зрителей.

Среди зрителей Темьян заметил Кайю. Она сидела рядом с немолодой, некогда красивой, а сейчас изможденной женщиной и что-то оживленно обсуждала, постреливая глазками и посмеиваясь. К ним подошел Бродарь, по-хозяйски потеснил на скамье и сел, развалясь. Женщины сразу замолчали и нахмурились.