Марк Хелприн - Зимняя сказка

Порой в самые неурочные часы над дощатой оградой, отделявшей загон, в котором находился Атанзор, от улицы, возникала чья-то голова. Дети взирали на него с изумлением, пьяницы поражались его безрассудству, преступники и воры считали его едва ли не своим единомышленником. Порой они заговаривали с ним, однако обращенные к нему слова всегда были грубыми, вульгарными и грязными. Конь же ждал от них чего-то совершенно иного. Он чувствовал, что его жизнь вот-вот должна измениться.

Его смутные предчувствия вскоре оправдались. Октябрь выдался на редкость холодным, предвещая поистине апокалиптическую зиму. Однажды ночью с севера потянуло таким холодом, что бочки, наполненные дождевой водой, подернулись льдом. Атанзор как ни в чем не бывало продолжал неустанно вращать ворот мельницы. Проходя мимо изгороди, он вдруг почувствовал, что за ним кто-то наблюдает, и тут же впервые за целый год остановился как вкопанный и принялся бешено вращать глазами.

В следующее мгновение он легко разорвал ремни, сбросил со спины тяжелую ношу и, распрямившись во весь свой огромный рост, заржал и затопал тяжелыми копытами.

Стоявший за оградой человек, из горящих глаз которого сыпали искры, презрительно усмехнулся.

– Знал бы ты, как долго я тебя разыскивал! Думаю, наша встреча стала для тебя полной неожиданностью!

Атанзор сбросил с себя последние путы, разбил ограду и ринулся на улицу, сметая со своего пути не только самого Перли Соумза, но и всю его отвратительную свиту.

– Этого-то я и ждал, – пробормотал Перли Соумз, глядя ему вослед. – Ты приведешь меня прямо к нему!

Снежный покров, толщина которого местами доходила до полутора футов, и не думал таять. По городу поползли слухи о том, что этой зимой температура может опуститься до абсолютного нуля. Несмазанная уборочная техника продолжала стоять в гаражах, тем более что Горностаевый Мэр издал указ, запрещающий посыпать дороги и тротуары песком и солью.

– Пропади я пропадом! – говорил мэр в своей блистательной предвыборной речи. – Если уж природа решила, что мы находимся на Юконе, нам не остается ничего иного, как только приспособиться к новым условиям. Мы не будем заниматься уборкой снега и закроем на все это время школы и государственные учреждения, не связанные с обеспечением жизненно важных функций.

В ответ Прегер де Пинто издал обращение – издевательское, но не на сто процентов, – в котором заверял горожан в том, что в случае своего избрания он подарит им совершенно незабываемые зимы: снег будет чистым, а небо ясным, основными средствами передвижения станут коньки и санки, на улицы вернутся конные экипажи, в домах появятся камины, по ночам небо будет сверкать звездами, на лед выйдут многие тысячи конькобежцев, в парках запылают костры, а детские щечки станут красными, словно клюква.

Сначала это обращение вызвало у горожан лишь недоумение, но в скором времени они стали относиться к нему как к серьезной предвыборной программе. Прегера стали величать не иначе как Вестником Зимы, Снежным Королем и Рождественским Подарком.

Прегер не отличался скупостью. Он мечтал о победе на выборах, но не желал связывать себя заведомо невыполнимыми обещаниями, благодаря чему его предвыборная кампания была крайне необычной даже для самой темной лошадки. Хотя Прегера поддерживал сам Крейг Бинки, очередной раз утомившийся его эскападами народ не проявлял особого интереса к облепившим весь город плакатам с изображением новоявленного кандидата в мэры и к телепризывам Бинки «внять голосу совести и проголосовать за де Пинто». Прегер начал предвыборную кампанию, имея на своем балансе всего шесть процентов голосов избирателей, в то время как надолго его соперников – независимого кандидата Кроуфорда Виза IV и Горностаевого Мэра – приходилось тринадцать и восемьдесят один процент голосов избирателей соответственно.

Подобное состояние дел не только не смущало, но даже до известной степени воодушевляло Прегера, обретавшего все новых и новых приверженцев. Там, где прочие политики, включая самого Горностаевого Мэра, с готовностью давали заведомо невыполнимые обещания (гарантируя чистоту улиц, а также полную и окончательную победу над преступностью), Прегер вел себя куда осторожнее, собирая благодаря этому все больше и больше голосов. Выступая на уличном митинге, Горностаевый Мэр мог пообещать, что количество полицейских возрастет на тридцать процентов, количество мусорных бачков удвоится, налоги же снизятся до смехотворного уровня. Разумеется, горожане прекрасно понимали, что вне зависимости оттого, кому достанется кресло мэра, полицейских в городе станет куда меньше, бачки уступят место мусорным кучам, а ставки налогов побьют все рекорды, и тем не менее встречали его обещания бурными аплодисментами.

Кроуфорд Биз IV повторил сказанное соперником, изменив прогнозируемые проценты, и тоже сорвал аплодисменты.

Настал черед Прегера де Пинто. Он не сказал ни слова о мусоре, электричестве или о полиции и говорил о зиме, санках, просторах родной страны, а также о любви, верности и о чувстве прекрасного. Несмотря на всю видимую странность подобной речи, он тут же сравнялся в популярности с Горностаевым Мэром и, вспомнив о годах, проведенных на Хейвмейер-стрит, поспешил обвинить действующего мэра в тайных переговорах с Джексоном Мидом, ударив его, что называется, ниже пояса. Порою он действовал с необычайной жестокостью (что, как ни странно, чрезвычайно импонировало его избирателям), после чего вновь возвращался в идиллический мир белых зим. Он буквально гипнотизировал горожан рассказами о скачках на санных упряжках, о лыжных прогулках и о свирепствующих за окнами снежных бурях.

Избиратели прекрасно понимали, что все кандидаты отчаянно врут, и потому отдавали предпочтение тому, кто врал самозабвеннее и изобретательнее других. Ставки Прегера де Пинто медленно, но верно повышались. Горностаевый Мэр впал в панику и увеличил количество мусорных бачков и полицейских сразу вдвое. Прегер же продолжал чаровать электорат картинами справедливого мироустройства и зимнего рая.

– Сегодня мы никак не можем отправиться в Кохирайс! Северные дороги блокированы, а железнодорожные пути все еще не освобождены от снежных заносов! – сообщил, вернувшись в Йорквилл, Хардести, объехавший на лыжах всю округу.

– Кому теперь нужны все эти поезда и дороги? – искренне удивилась Вирджиния.

– Но как же ты собираешься добраться до места? Она смерила его презрительным взглядом.

– Конечно же, на санях!

– На санях?!

– Да. Это у вас, в Сан-Франциско, на санях никто не ездит.

– Похоже, ты наслушалась предвыборных речей Прегера… Наверняка ты отдашь за него свой голос.