Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – коннетабль

Руки мои все так же прижимают к моему телу эту мускулянтку, точнее – сам прижимаюсь к ее горячему твердому телу. Наверное, во сне еще и елозил по ее твердому заду своим передом, отважный я парень, а еще – человек с воображением. С сильным воображением.

Она лежит тихо, то ли спит, то ли прислушивается к дальним звукам. Где-то с большими интервалами каплет вода, в остальном тихо. Я сообразил наконец, что под моими ладонями ее сиськи в самом деле разогрелись и выросли почти до нулевого размера, а то и до первого, я в таких не разбираюсь, мои запросы начинаются с третьего и выше. А еще разогрелись и набухли, как созревшие черешни, соски ее замечательных, как я сумел выговорить, человек с огромной фантазией.

Я подумал, почему это черешни, потом вспомнил, какими видел эти ягоды в последний раз: разогретые на солнце, темно-красные, налитые соком, что так и просятся в рот.

Пальцы мои непроизвольно захватили эти ягоды и слегка помяли, однако Джильдина не среагировала, хотя мне чудилось, что уже давно не спит.

Наверное, она тоже вскоре отрубилась, но когда я утром проснулся окончательно, она уже разжигала огонь.

– Доброе утро, – сказал я жизнерадостно.

Она кивнула.

– И тебе тоже.

Как мне показалось, она старалась не встречаться со мной взглядом. Я сделал вид, что ничего не замечаю, сел к расстеленной тряпице, потирая ладони.

– Наконец-то не ящерица!

Она посмотрела на меня искоса.

– Уверен?

– Да, – ответил я и добавил поспешно: – Но не говорите, леди Джильдина, пощадите мою непорочность и невинность в вопросах кулинарии! Пусть останусь в своей младенческой дурости. И буду думать, что это такая необычная отбивная из баранины. И что бараны здесь рычат, шипят и царапаются… Я уверен, что ваша изысканная щепетильность не позволит…

Она поморщилась.

– Ты просто тошнотворен со своей вежливостью. Самому не противно?

Я подумал, ответил сравнительно искренне:

– Совсем нет.

– Но такая вежливость, – сказала она раздраженно, – обременительна!

– Для меня? – уточнил я. Она кивнула, я ответил с той серьезностью, которой сам не ожидал от себя: – В какой-то мере да, все-таки проще сидеть, когда входит женщина, а не вскакивать, не стараться подать ей руку, когда сходит со ступеней, не выбегать из повозки и не открывать перед нею дверку, не поддерживать, чтобы не упала… Вообще как бы хрен с нею, пусть сама за себя…

Она нахмурилась, но подтвердила:

– Вот-вот, с чего это вдруг?

– Остатки древней рыцарственности, – ответил я. – Были такие… Гиганты вымерли, уступив простолюду. Простой люд предпочитает равноправие, чтобы не поднимать зад в присутствии женщины.

Она слушала, несколько озадаченная.

– Так зачем же ты…

Я понял недоговоренное, развел руками:

– Это просто дурное воспитание.

– И так долго держится? – спросила она с сомнением.

Я снова развел руками:

– Ничто не держится долго, если не подпитывается. А так я, подавая руку женщине, что сходит со ступенек, как бы говорю молча, что у меня крепкая мускулистая рука, надежная и все такое, а она, в смысле женщина, а не рука, тоже молча как бы сообщает, что она слабенькая и пугливая, нуждается в моей защите, такого большого и сильного…

Она покачала головой:

– Бред какой-то. Оба обманываете друг друга, и оба довольны?

– Ну… вообще-то да.

– Бред, – повторила она.

– Бред, – согласился я. – Хотя у нас есть и другое название. Синоним.

– Какой?

– Культура.

Она вскинула брови, но промолчала, слышался мощный треск под ее неандертальскими челюстями, да иногда из разгрызенной кости чвиркала струйка сладкого сока.

Так же молча она собралась и вышла в яркий пурпурный день. Я на этот раз, приноровившись, уже не отставал, хотя дорога резко пошла вверх, справа и слева скалы, где может затаиться любой зверь и любой враг, к тому же надо беречь дыхание, чтобы побыстрее миновать опасное место.

Я торопливо карабкался, держа взглядом широкую спину, почти закрытую мешком, пот заливает глаза, но мысли не таскают мешки с камнями, им всегда вольготно, я стал думать, что в самом деле, простолюдину, который, кроме простейших животных радостей, других не знает, высокие рыцарские идеалы непонятны. Однако десять столетий подряд и беспрерывно именно эти высочайшие и просто немыслимо одухотворенные рыцарские идеалы вели человечество! Умереть – не встать. Сейчас о таком даже подумать нелепо. Но именно в тех странах, где рыцарство цвело, возникло и нынешнее общество, и нынешняя наука, и юриспруденция. Где не было рыцарства с его духовным взлетом, там не было движения к культуре.

Я вздрогнул, голос Джильдины прозвучал, как выстрел:

– Падай!

Я упал и превратился в слух. Она лежит на гряде, широко раскинув ноги, как за станковым пулеметом. Каменный гребень похож на спину исполинского дракона: с иглами и шипами, а она выглядывает между двумя остроконечными глыбами.

Медленно подползая, я все время ждал окрика, но она смолчала, и я пристроился к бойнице рядом. Впереди и внизу красная долина, а дальше странная пурпурная гора, ровным конусом устремлена к раскаленному небу с бегущими тучами, но те скрывают ее верхнюю половину.

Я с холодком подумал, что верхней половины, скорее всего, просто нет, если гора не огнеупорная. Джильдина смотрела на эту гору с каким-то странным блеском в глазах, как ребенок на Деда Мороза с мешком подарков.

Я сказал шепотом:

– Опасность?

– Да, – проговорила она едва слышно. – Моя цель – вон та гора. Не смотри так, я же чувствую. Твой Барьер гораздо ближе. Спустимся с этой гряды… отдохнуть не хочешь?

– Нет, – ответил я.

– А поесть? У меня жареное мясо…

– Нет-нет, – сказал я умоляюще. – Пойдемте, а?

Она внимательно посмотрела мне в лицо.

– А ты в самом деле очень хочешь вернуться… несчастный.

Я спросил внезапно:

– Леди Джильдина, а почему вы идете к Барьеру?

Она покачала головой:

– Я иду мимо Барьера. Моя цель – вон та гора. Я несколько лет готовилась.

– А что там?

Она помолчала, я ожидал, что зарычит, а то еще и двинет локтем, чтобы не погавкивал под руку, однако она медленно заговорила, словно приводя свои мысли в порядок. Я внимательно и напряженно слушал, богатырша говорит слишком уж торжественно, словно о святыне.

Эта исполинская гора, объяснила она, что не гора, а кольцо из гор, вершиной скрыта в бегущих облаках, и уже потому никто не сможет перелезть, чтобы посмотреть, что же там внутри. Говорят, на человеке воспламеняется одежда еще за десять ярдов до облаков, за пять ярдов сгорает плоть, а за один – кости. Правда это или нет, проверить удалось только тем, кто уцелел и вернулся в обгоревших лохмотьях. А еще сказали, что когда красные тучи скользят по камню, тот горит и течет, как горячий воск.