Евгений Лукин - Благие намерения

- Слушай, вождь! - Опасно покачивая колышком, Галка подступила к Толику вплотную. - Мне таких помощниц не надо! Сто лет мне снились такие помощницы! Я тебе серьезно говорю: если она еще раз начнет про свои страдания - я ей по голове дам этой вот кочережкой!

- Да ладно, ладно тебе, - хмурясь и отводя глаза, буркнул Толик. - Сказал же: найду и приведу…

И, круто повернувшись, размашистой петровской походкой устремился к Сырому пляжу.

Полукруг влажного песка размером с волейбольную площадку играл для Валентина роль грифельной доски. А роль фанатичной уборщицы с мокрой тряпкой играл прилив, дважды в сутки аккуратно смывающий Валентиновы выкладки.

Иными словами, вся эта кабалистика, покрывающая Сырой пляж, была нарисована сегодня.

Толик спрыгнул с обрывчика и, осторожно переступая через формулы, подошел к другу.

- Ну, как диссертация?

Шутка была недельной давности. Придумал ее, конечно, Лева.

При звуках человеческого голоса Валентин вздрогнул.

- А, это ты…

А вот ему борода шла. Если у Левы она выросла слишком низко, а у Толика слишком высоко, то Валентину она пришлась тютелька в тютельку. Наконец-то в его внешности действительно появилось что-то от ученого, правда, от ученого античности.

На нем была "рура" - этакая простыня из тапы [тапа - материя, получаемая путем выколачивания коры] с прорезью для головы, а в руке он держал тростинку. Вылитый Архимед, если бы не головной убор из носового платка, завязанного по углам на узелки.

- На обед пора, - заметил Толик, разглядывая сложную до паукообразности формулу. - Слушай, где я это мог видеть?

- Такого бреда ты нигде не мог видеть! - И раздосадованный Валентин крест-накрест перечеркнул формулу тростинкой.

Тупапау, то бишь Натальи, нигде не наблюдалось. Толик зорко оглядел окрестности и снова повернулся к Валентину.

- Да нет, точно где-то видел, - сказал он. - А почему бред?

- Да вот попробовал описать то, что с нами произошло, одним уравнением… Ну и, конечно, потребовался минус в подкоренном выражении.

Толик с уважением посмотрел на формулу.

- А что, минус нельзя… в подкоренном?

- Нельзя, - безжалостно сказал Валентин. - Теория относительности не позволяет.

- Вспомнил! - обрадовался вдруг Толик. - На празднике в деревне - вот где я это видел! Там у них жертвенный столб, поросят под ним душат… Так вот колдун под этим самым столбом нарисовал в точности такую штуковину.

- Какой колдун? - встревожился Валентин. - Как выглядит? В перьях?

- Ну да… Маска у него, татуировка…

- Он за мной шпионит, - пожаловался Валентин. - Вчера прихожу после ужина, а он уравнение на дощечку перецарапывает…

Определенно, Вальку пора было спасать. Переправить его, что ли, на пару недель к Таароа? Поживет, придет в себя… Гостей там любят… А Наталье сказать: сбежал. Построил плот и сбежал.

- Эйнштейн здесь нужен, - ни с того ни с сего уныло признался Валентин. - Ландау здесь нужен. А я - ну что я могу?..

- Слушай, - не выдержал Толик, - да пошли ты ее к черту!

- Да я уж и сам так думал…

- А что тут думать? У тебя просто выхода другого нет!

- Знаешь, а ты прав. - Голос Валентина внезапно окреп, налился отвагой. - Она же меня, подлая, по рукам и по ногам связала!

- Валька! - закричал Толик. - Я целый месяц ждал, когда ты так скажешь!

- А что? - храбрился Валентин. - Да на нее теперь вообще можно внимания не обращать!

- Ну наконец-то! - Толик звучно двинул его раскрытой ладонью в плечо. - А то ведь смотреть страшно, как ты тут горбатишься!

Однако порыв уже миновал.

- Да, но другой-то нет… - тоскливо пробормотал Валентин, озираясь и видя вокруг лишь песок да формулы.

- Как это нет? - возмутился Толик. - Вон их сколько ходит: веселые все, послушные…

- Ходит? - опешил Валентин. - Кто ходит? Ты о чем?

- Да девчонки местные! В сто раз лучше твоей Натальи!.. - Толик запнулся. - Постой-постой… А ты о чем?

- Я - о теории относительности… - с недоумением сказал Валентин, и тут до него наконец дошло.

- Наталью - к черту? - недоверчиво переспросил он и быстро-быстро оглянулся. - Да ты что! Как это Наталью… туда?..

И Толику вдруг нестерпимо захотелось отлупить его. В педагогических целях.

- Поговорили… - вздохнул он. - Ладно. Пошли обедать.

- А вот и вождь! - с лучезарной улыбкой приветствовала их Наталья.

Раньше она старалась Толика не замечать, а за глаза именовала его не иначе как "слесарь". Историческое собрание у водопада, избравшее "слесаря" вождем, она обозвала "недостойным фарсом", и в первые дни дело доходило до прямого саботажа с ее стороны.

И только когда в горловину бухты вдвинулись высокие резные носы флагманского катамарана "Пуа Ту Тахи Море Ареа" ("Одинокая Коралловая Скала в Золотом Тумане), когда в воздухе заколыхались пальмовые ветви - символ власти, когда огромный, густо татуированный Таароа и слесарь Толик как равные торжественно соприкоснулись носами, - потрясенная Наталья вдруг поняла, что все это всерьез, и ее отношение к Толику волшебно изменилось.

Под баньяном был уже сервирован врытый в землю стол, собственноручно срубленный и собранный вождем без единого гвоздя. Наталья разливала уху в разнокалиберные миски. На широких листьях пуру дымились пересыпанные зеленью куски рыбины.

- Кузиночка! - сказал Федор, шевеля ноздрями и жмурясь. - Что бы мы без тебя делали!

- С голоду бы перемерли! - истово добавил Лева.

Расселись. Приступили к трапезе.

- Валентин, ты запустил бороду, - сухо заметила Наталья. - Если уж решил отпускать, то подбривай хотя бы.

- Так ведь нечем, Ната… - с мягкой улыбкой отвечал Валентин.

- А чем подбривает Федор?

- Акульим зубом, - не без ехидства сообщил Лева. - Он у нас, оказывается, крупный специалист по акульим зубам.

После извлечения из углей поросенка стало совершенно ясно, что национальную полинезийскую кухню Галка освоила в совершенстве. Валентин уже нацеливался стащить пару "булочек" (т.е. печеных плодов таро) и улизнуть на Сырой пляж без традиционного выговора, но…

- Интересно, - сказал Лева, прихлебывая кокосовое молоко из консервной банки, - далеко мы от острова Пасхи?

Все повернулись к нему.

- А к чему это ты? - спросил Толик.

- По Хейердалу, - глубокомысленно изрек Лева, - на Пасхе обитали какие-то ненормальные туземцы. Рыжие и голубоглазые.

И, поглядев в голубенькие глаза Федора Сидорова, Лева задумчиво поскреб свою рыжую клочковатую бороду.

Наталья, вся задрожав, уронила вилку.

- Валентин! - каким-то вибрирующим голосом начала она. - Я желаю знать, до каких пор я буду находиться в этой дикости!

Не ожидавший нападения Валентин залепетал что-то насчет минуса в подкоренном выражении и об открывшихся слабых местах теории относительности.