Евгений Лукин - Благие намерения

Он смотрел на меня словно бы не узнавая. Словно бы прикидывая, а стоит ли узнавать.

Светлый выходной костюм, знакомые туфли, рубашка… Великий человек был скромен - ходил в своем. А между тем мог проникнуть в любой универмаг планеты и одеться во что пожелает.

- А-а, Павлик… - проговорил он наконец. - Здравствуй…

Я шагнул вперед. Под ногами заскрипели осколки.

- А я вот… прогуляться…

Оробел… Как в кабинете большого начальника. Стыдно вспомнить - я даже не решился подать ему руку.

Но Левушка, кажется, и сам был смущен нашей встречей.

- Ты слышал? - отрывисто спросил он, мотнув головой в ту сторону, куда Витька увел приезжих. - Что он им тут про меня плел? Какое окно? Какой Финский? Я, собственно, проходил мимо… ну и поинтересовался, о чем он тут…

Левушке очень хотелось уверить меня, что среди слушателей он оказался случайно.

- Нормальная улыбка, искренняя… Что в ней ехидного? - Левушка замолчал, часто моргая на статую.

- Лева, а ты…

Я хотел спросить: "Ты идти сдаваться не думаешь?", но спохватился и пробормотал:

- Ты домой-то как… собираешься возвращаться?

Великий человек нахмурился.

- Не сейчас… - уклончиво ответил он. - Не время пока…

Он что-то увидел за моим плечом, и лицо его выказало раздражение.

- Слушай, - сказал он сквозь зубы. - Будь другом, кинь ты в него чем-нибудь! Замучился уже в них кидать…

Я оглянулся. Метрах в десяти от нас по тротуару разгуливал голубь.

- За что-ты их так?

- Гадят, - ответил он просто и устало. Подумав, добавил: - Собак тоже развели… Никогда столько собак в городе не было…

- А собаки-то что тебе сделали? - удивился я, но тут же сообразил, что может сделать собака, если памятник стоит прямо на асфальте.

Левушка сосредоточенно разглядывал свободный карниз ближайшего здания.

- Левка! - сказал я с тоской. - Что с тобой стало! Чего ты всем этим достиг? Татьяна тебя ищет - с ног сбилась… Милиция розыск объявила…

- Ничего, - жестко ответил он. - Пусть знают! А то привыкли: Недоногов!.. Что с ним церемониться? Можно прикрикнуть, можно настроение дурное на нем сорвать - все можно! За что его уважать, Недоногова? Подвигов не совершал, карьеры не сделал, зарабатывать как следует - не научился! А теперь… Ишь, засуетились! Ро-озыск…

Он повернулся ко мне, перестав на секунду моргать.

А глаза-то ведь, как известно, зеркало души. Этой секунды мне вполне хватило, чтобы понять: Левушка врал. Не обида - другое мешало ему вернуться к людям.

Левушка, мраморный Левушка, Левушка-легенда, "каменный гость" боялся встречи с Татьяной!.. И, похоже, не только с ней. Вот почему он так растерялся, увидев меня. Ясно же: стоит ему появиться на людях не в бронзе и не в граните, стоит ему произнести первую фразу, как все поймут, что никакой он, к черту, не монумент, а прежний Левушка, вечно теряющийся в спорах и робеющий перед женой.

- Лева, - твердо сказал я. - Давай честно. Тебя ищут не потому, что людям делать нечего. Ты нам нужен, Лева! Татьяне, ученым…

- Следователю, - мрачно подсказал он.

- Следователь вчера сравнил тебя с Колумбом.

- Оригинально… Это что же, общественное мнение?

- А ты, значит, уже выше общества? - задохнувшись от злости, спросил я. Робости моей как не бывало. - А для кого, позволь узнать, ты натыкал кругом все эти памятники? Не для общества? Кому ты доказываешь, что не ценили тебя, не разглядели? Кому?

- Себе! - огрызнулся он.

- Врешь, - спокойно сказал я. - Врешь нагло. Если в один прекрасный день люди перестанут замечать твои статуи, тебе конец!

Левушка молчал. Кажется, я попал в точку. Теперь нужно было развивать успех.

- Лева, - с наивозможнейшей теплотой в голосе начал я. - Прости меня, но все это - такое ребячество!.. Да поставь ты себе хоть тысячу монументов - все равно они будут недействительны! Да-да, недействительны! Монументы ни за что!.. И неужели эти вот самоделки… - Я повернулся к Левушке спиной и широким жестом обвел уставленную изваяниями улицу, - неужели они дороже тебе - пусть одного, но, черт возьми, настоящего памятника!.. За выдающееся открытие от благодарного человечества!

Левушка молчал, и я продолжал, не оборачиваясь:

- Ну хорошо. Допустим, ты в обиде на общество. Кто-то тебя не понял, кто-то оборвал, кто-то пренебрег тобой… Но мне-то, мне! Лучшему своему другу - мог бы, я думаю, рассказать, как ты это делаешь!..

Я обернулся. Передо мной стояла мраморная Левушкина статуя и показывала мне кукиш.

- Черт бы драл этого дурака! - в сердцах сказал я, захлопнув за собой входную дверь.

- Ты о ком? - поинтересовалась из кухни жена, гремя посудой.

- Да о Недоногове, о ком же еще!..

Посуда перестала греметь.

- Знаешь что! - возмущенно сказала жена, появляясь на пороге. - Ты сначала сам добейся такого положения! Только ругаться и можешь!

Вот уж с этой стороны я удара никак не ожидал.

- Оля! - сказал я. - Оленька, опомнись, что с тобой! Какое положение? О каком положении ты говоришь?

- А такое! - отрубила она. - Сорок лет, а ты все мальчик на побегушках!

Нервы мои были расстроены, перед глазами еще маячил мраморный Левушкин кукиш, тем не менее я нашел в себе силы сдержаться.

- По-моему, речь идет о Недоногове, а не обо мне! Так какое у него положение? В бегах человек!

- Он-то в бегах, - возразила жена, - а Татьяне вчера профессор звонил. Член-корреспондент из Новосибирска.

- Да знаю я этого профессора, - не выдержав, перебил я. - Не раз с ним беседовал…

- Молчи уж - беседовал!.. И профессор интересовался, не собирается ли недоноговская Машка подавать заявление в Новосибирский университет. Ты понимаешь?

- Ах, во-от оно что… - сообразил я. - Значит, он думает, что это передается по наследству? Молодец профессор…

- Профессор-то молодец, а Мишка через три года школу кончит.

- Что тебе от меня надо? - прямо спросил я.

- Ничего мне от тебя не надо! Пей свое пиво, расписывай свои пульки… А где банка?

- Разбил.

- Наконец-то.

- О ч-черт! - Я уже не мог и не хотел сдерживаться. - Что ты мне тычешь в глаза своим Недоноговым! Какого положения он достиг?

- Не ори на меня! - закричала она. - Просто так человеку памятник не поставят!

- Оля! - в страхе сказал я. - Господь с тобой, кто ему что поставил? Он сам себе памятники ставит!

- Слушай, не будь наивным! - с невыносимым презрением проговорила моя Оленька.

Черт возьми, что она хотела этим сказать? Что великие люди сами отливают себе памятники? В переносном смысле, конечно, да, но… Не понимаю…

Я расхаживаю по пустой квартире и никак не могу успокоиться. Нет, вряд ли следователь додумался до Колумба сам. Это его кто-то из ученых настроил…

Левушке не в чем меня упрекнуть. Я молчал о кирпичной статуе, пока он не сотворил при свидетелях вторую - ту, что сидит в отделе. Я выгораживал его перед капитаном и перед Татьяной. Я ни слова не сказал Моторыгину и вообще до сих пор скрываю, дурак, позорные обстоятельства, при которых Левушка овладел телепортацией.