Майкл Ши - Восьмая нога бога

Терпеливо я переждала этот ураган слов и ароматов. Когда она наконец добралась до нехватки наличности, я мягко спросила, уж не недостаток ли денег для выплаты нашего гонорара ее беспокоит. Видимо, этот вопрос так поразил ее, что она даже смягчилась.

– Нет, почему же, – изумленно выдохнула она. – Ваши деньги вот, дорогая нунция. Возьмите их прямо сейчас. – И она протянула мне пояс с деньгами, в котором лежала вся причитавшаяся нам сумма до последней монетки. Я передала его команде, и мы разделили плату не сходя с места.

Еще несколько осторожных вопросов, пара истерических воплей, и мы достигли полной ясности, а госпожа Помпилла, облегчив душу, тихонько всхлипывала в сторонке. За аренду плота, чтобы доставить гроб – внушительных размеров ящик из ониксового дерева, украшенный затейливой резьбой, – было заплачено ровно до его возвращения на эту стоянку. Но теперь вдове вдруг захотелось, чтобы мы со своей тележкой погрузились на него, поднялись по крайней мере на десять лиг вверх по течению от Большой Гавани и только там сошли на землю, погрузили гроб на тележку и проделали остаток пути по суше. Загвоздка была в том, что Кламмок требовал три золотых окталуна за дополнительный прогон плота, а вдова исчерпала свой похоронный капитал, заплатив нам остаток гонорара, – несгибаемый кодекс нунциев требует, чтобы наниматель рассчитывался с нами заранее, учитывая опасности, которыми чреваты многие поручения.

Но на Хагии нет недостатка в прекрасных, широких, вымощенных каменными плитами дорогах. Возможно, поднявшись по реке, мы и срежем пару-тройку миль, но разве такой пустяк имеет значение? Мне и моим людям хорошо заплатили, так что мы готовы бежать хоть всю дорогу,– вот только погрузим гроб на тележку, и через несколько секунд нас уже и след простынет, а к полудню мы перевалим через хребет и будем далеко на северо-востоке отсюда.

Увы, двусмысленность и недосказанность – вот на чем стоит культ А-Рака. Хотя хоронить в родном храме и не запрещено, делают это не часто, поскольку божество скорее терпит, нежели поощряет такой обычай.

– Я не так набожна, как мой незабвенный Глаброн, дорогая нунция,– горевала дама.– О ритуалах этого культа не имею почти никакого понятия – как и многие из нас, если уж на то пошло. Господин Кламмок, вы ведь тоже слабо представляете, в чем тут дело, не так ли?

Громадный судовладелец откашлялся и сплюнул в воду.

– Что касается похорон, госпожа, то об этом я ничего не знаю. Я делаю, что положено. Вытянул свой жребий на Стадионе шесть лет тому назад… Хватит с меня этого культа, спасибочки…

– Да, конечно, – согласилась вдова. – Но, каковы бы ни были правила, дорогая нунция, суть дела в том, что внушительная похоронная процессия, о какой мечтал мой возлюбленный Глаброн, не по вкусу богам, они, понимаешь ли, считают, что такого рода зрелища вызывают в людях нездоровый интерес. Когда по деревням проносят украшенные изображениями А-Рака фобы, это поневоле настраивает жителей на мрачные мысли. А-Рак всегда знает, что и где движется по его земле, но вода притупляет его непревзойденную чувствительность. Стоит колесам твоей тележки коснуться земли, и все отпрыски А-Рака тут же узнают, какой скорбный груз ты везешь. Вот почему я так жажду сократить наш путь по суше, а вместе с ним и раздражение, которое мы неизбежно вызовем у божества. И вообще, дорогая нунция, я не могу оставить эту тему, не подчеркнув… – тут она придвинулась ближе и взяла меня за руку, совершенно задушив своим ароматом; хватка у нее оказалась железная, и в голосе вдруг зазвенела сталь, – не подчеркнув со всей настойчивостью, что никогда, ни при каких обстоятельствах, нельзя ронять ящик и даже ненадолго ставить его на землю. Такое преступление против благочестия неминуемо навлечет на вас явление кого-нибудь из богов…

Вежливо, стараясь не показать раздражения, я высвободила руку из ее хватки, но, боюсь, голос меня выдал.

– Судя по размерам полученного нами вознаграждения, госпожа Помпилла, ты могла бы догадаться, что команда нунциев нашего уровня не имеет привычки ронять вверенный ей груз.

– О, разумеется, моя дорогая, разумеется! – дрожащим голосом произнесла вдова, снова впадая в беспокойство, так что мы поспешили отвлечь ее вопросом, как она полагает решить эту задачу.

Кламмок по-прежнему стоял на своем. Тогда вдова робко предложила следующий план. Оказалось, что она совсем недавно заключила некую довольно прибыльную сделку в деревне, на расстоянии примерно полудня пути от Большой Гавани.

– Я взялась подлечить глиитов у одной приятельницы, а она заплатит мне беременными самками; больше двадцати вот-вот окотятся. Если бы ты и твои люди, дорогая нунция, согласились помочь, то к завтрашнему утру мы пригнали бы их сюда, и тогда я отдала бы несколько штук доброму Кламмоку в уплату за плот, а мой покойный муж, которого я не устаю оплакивать, отправился бы в свой последний путь и к наступлению ночи приблизился к месту своего последнего упокоения.

– Ну, коли они окажутся жирненькие да шерсти будет порядком, то почему бы и не взять,– снисходительно согласился Кламмок, обдумав предложение.

Где это видано, чтобы «команду нунциев нанимали пасти глиитов, я вас спрашиваю? Но, переглянувшись со своими помощниками, я поняла, что они готовы согласиться на что угодно, лишь бы этот унизительный торг наконец кончился, а наша беспокойная клиентка прекратила закатывать истерики на каждом шагу. В конце концов нам и впрямь заплатили по-королевски. Можно и отступить немного от правил, особенно если эта пахучая, крикливая женщина хоть ненадолго заткнется и мы наконец тронемся в путь. Мне не терпелось разделаться с этим поручением.

Разразившись благодарственными трелями, вдова отвела Кламмока в сторонку, чтобы дать ему последние наставления касательно ящика, который оставляла на его попечение. Она шепнула ему что-то, он кивнул. Потом уселся на ящик. Вдова, неумолчно лепеча что-то о предстоящем путешествии, вывела нас за ворота и заперла их за нами. Последнее, что я видела перед уходом, был Кламмок, который сидел на ящике так спокойно, словно собирался провести на нем весь остаток жизни.

Северная дорога беспрепятственно провела нас через столичные предместья, где низенькие домики словно застыли в почтительном поклоне перед тяжеловесным великолепием главных улиц, и запетляла среди утесов, которые уходили в глубь острова, постепенно перетекая в зеленые покатые холмы.

Впереди шла вдова Помпилла, толстая коротышка, укутанная с головы до ног в черную вуаль, которая то вспучивалась, то опадала при каждом ее шаге. Даже не видя ее ног, я не строила никаких иллюзий относительно их длины, и потому скорость и необычайная выносливость нашей спутницы меня просто ошеломили. Однако дело было вовсе не в том, что она перестала тратить силы на словесные и слезные извержения, как можно было бы подумать, – куда там, неустанно шагая во главе нашего маленького отряда, вдова умудрялась еще и разглагольствовать, нет, прямо-таки осыпать нас сведениями о той местности, которую мы пересекали.