Майкл Ши - Восьмая нога бога

На расстоянии вытянутой руки от нас они остановились. Неуклюже отдав нам честь, – лапа у него была слишком короткая и до лба не доставала, – вожак разразился какими-то знаками и звуками, видимо вполне для него привычными и подразумевавшими общение. Но вот беда: рот у него был полон собачьих зубов, язык то и дело вываливался, да и вообще морда была повернута скорее к земле, чем к собеседникам, и говорил он к тому же, по-собачьи дыша и брызгая слюной, так что мы не могли разобрать ни слова. Наконец мы сообразили, что он все время повторяет одно и то же слово, что-то вроде «нюх-мяс, нюх-мяс». Одновременно он свободной рукой (право же, очень условное название для этой культяпки, украшенной короткими пальцами с собачьими когтями) делал такое движение, как будто норовил что-то схватить, и время от времени поднимал ногу, чтобы продемонстрировать нам свой ярко-красный стоящий пенис.

Не знаю, в чем именно состояло его предложение, но мне показалось, что нам оно ничего не сулит. Я ответила вежливым поклоном.

– Благодарю вас, как-нибудь в другой раз. Сейчас мы заняты, видите ли, мы нунции и идем с поручением. – Он пялился на меня по-собачьи восторженно, вывалив язык и выкатив глаза, в которых не мелькало ни искры понимания. Я сделала еще одну попытку. – Спасибо, но нюх-мяс нет. Нюх-мяс не хотеть. Вы понимать?

– Вообще-то, – раздался позади нас голос Мав, – эти шавки предлагают дело. Это я наняла их для вас. Может, перевести?

– Да, пожалуйста, дорогая.

– Когда он так царапает лапой воздух, это означает вопрос: «Договоримся? Услуги нужны?» «Нюх-мяс» и есть название той услуги, которую они продают: они предлагают бежать впереди вас и вынюхивать опасность, в особенности аракнидов, которые могут вам встретиться на пути. Мы, жители холмов, обучили их этому полезному навыку за много лет. А член он показывает в знак того, что готов служить, и цену высокую не запросит.

– А что, им деньгами платят? – не удержалась я от вопроса. Мав улыбнулась:

– Нет, у них пальцы слишком коротки, монеты держать нечем, хотя вообще-то главная причина в том, что они считать не умеют. Они-то и рады бы деньги взять, да только знают, что у них никто их не возьмет: вечно спорят из-за сдачи, делают вид, будто что-то понимают. Обычно им платят оружием вроде того, что сейчас на них болтается, или какой-нибудь ременной снастью, чтобы на себя его привешивать.

Шавки, увидев переводчика из местных, успокоились и наблюдали за нами, по-собачьи вывалив языки. Мав повернулась к ним спиной и чуть тише добавила:

– Вообще-то, когда дело доходит до драки, от их клыков больше проку, собаки ведь все-таки, но они так гордятся тем, что ходят на двух ногах и носят оружие, что будут терпеть любые муки, лишь бы не показаться хуже людей.

– Ну что ж, дорогая Мав, по-моему, дополнительная безопасность стоит гораздо большего, чем они просят… Однако сможем ли мы воспользоваться всеми преимуществами их присутствия, не зная языка?

– Я бы пошла с вами, если вы, конечно, не против, – без денег. Я тут забрала себе в голову, что в дороге наверняка сделаю то, чего, при всем желании, никогда не доводилось прежде,– сама убью паука.

Не знаю как, но я вдруг совершенно отчетливо поняла, что ее слова не ложь, но предлог, а настоящая причина, почему она хочет пойти с нами, в другом. У меня было такое чувство, будто я вижу Мав насквозь, только что мысли ее не читаю: вот она стоит и смотрит на меня честным взглядом прозрачных голубых глаз, а сама ведь себе на уме. Я словно уже видела ее раньше. Она была как две капли воды похожа на женщину, которая пригрезилась мне много лет тому назад. То есть, я хочу сказать, она была в точности такой, какой я мечтала (невесть откуда берущиеся мечты матери о будущем своего ребенка) – увидеть когда-нибудь свою дорогую малютку Лилу в те несколько месяцев, что качала ее в колыбели, пока девочку не взяла лихорадка.

Я отвела глаза,– надеюсь, раньше, чем она успела заметить навернувшиеся на них слезы. Притворилась, будто разглядываю видимую часть долины, куда нам вскоре предстояло спуститься. Потом откашлялась и сказала:

– Моя дорогая, разве мало того, что вся наша благочестивая миссия, возможно, один сплошной обман, который и так навлечет на нас гнев богов? Стоит ли нам еще открывать на них охоту?

Мав окинула всю нашу компанию беглым сочувственным взглядом, от которого нам стало немного не по себе.

– Видно, я не совсем понятно объяснила, – серьезно заговорила она, – и никто не позаботился рассказать вам, что такое Жребий. Дело не только в том, что дедушка А-Рак придет сегодня ночью на Стадион за своей данью. Все его сыновья, от мала до велика, вылезут из своих нор, чтобы отведать человечины. Это, конечно, незаконно, и Церковь делает вид, будто ничего такого не происходит, но все знают, что за одну ночь паучье отродье пожирает народу больше, чем за весь год, и даже самые отчаянные храбрецы и носа не покажут сегодня на улицу. Так что нам не придется выбиваться из сил, чтобы найти паука, которого я мечтаю убить, – он сам будет охотиться на нас.

Как только смысл сказанного дошел до меня, я зашипела:

– Грязная вонючая хитрая сука!

Мав сразу поняла, кого я имею в виду.

– Может быть… хотя, если она не пускалась с вами в откровенности, это еще не значит, что у нее дурное на уме. Кстати, раз уж мы о ней заговорили, – в карту-то вы сегодня заглядывали?

И хорошо, что она напомнила, ведь карта опять изменилась.

– Ну вот, теперь нам снова велят держаться вершин и, не спускаясь к реке Сумрачной, идти в следующую долину, к северу отсюда, – как бишь она называется?

Мав эта перемена, похоже, обрадовала.

– Ага, на это я и надеялась. Думаю, где бы ни была сейчас ваша клиентка, она видит, что происходит вокруг вас, – не глазами, конечно, а своими колдовскими способами, – и на ходу меняет планы. Только сегодня утром вот эти превосходные дворняги мне сказали, что в долине Петляющего Ручья, где вы должны были переправиться на тот берег, паучьего отродья столько, что и близко подходить не надо, за версту ими разит. Уж не знаю, чего она от вас хочет, но вы явно нужны ей живыми. Вот так. Ну, так что, берете меня с собой?

Мне ее присутствие было только в радость, да и остальным тоже. Она приспособилась к нашему шагу, едва мы тронулись с места, а шавки нырнули обратно в траву и помчались вперед вынюхивать опасность.

– Вот в такой же чудный солнечный день, как сегодня, – заговорила наша новая спутница, – я впервые в жизни увидела а-рачонка. Я и сама тогда была совсем мелкая, не больше пяти годов от роду, когда отец взял нас, ребятишек, на пастбище. Лето выдалось засушливое, пастухам приходилось гонять стада в низины, поближе к лесам, где трава была позеленее. И вот отец посадил нас с братом Данабом – тот был постарше и присматривал за мной – на опушке, оставил нам лепешку да мех с молоком, а сам пошел искать отбившуюся от стада скотину.