Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – оверлорд

– У вас, – уточнил Альбрехт. Я кивнул.

– Ну да, если гадость, то у меня, а что-то хорошее – у нас… А если у этих орков будет сезонная миграция в теплые края? Или все решат, что жизнь – сон, и надо утопиться, чтобы проснуться?.. Видите, сэр Альбрехт, лес – это не Хребет и не огненная река. Сейчас непроходим, а завтра через него может вломиться целая армия. Как раз в тот момент, когда будем думать о его непроходимости.

Сэр Растер и Митчел рассматривали карту с интересом, как дети, находили знакомые места, гоготали и пихали друг друга в бока. Сэр Альбрехт посматривал настороженно.

– Это вы к чему? – спросил он с напряжением. Я пожал плечами.

– Еще не знаю. Мысли вслух. Только чую, что лучше бы обезопасить себя и с той стороны.

– Как? – спросил он в упор. Я развел руками.

– Расскажите подробнее, что знаете об этом Шателлене. что за королевство, что за король, до какой степени самодур… Сейчас зима, мы и он взаперти, можно неспешно строить коварные планы. Но назовем их благородными, мы ж демократы!

Он пропустил мимо ушей насчет каких-то демократов, я часто щеголяю непонятными словами, что значит умность свою показываю, внимательно всмотрелся в карту.

– С Шателленом вам повезло, – проговорил он.

– Это вам скажет даже сэр Растер, что никому не доверяет. Даже жаль, что не он, а Гиллеберд граничит с нами так… тесно. Король Роджер Найтингейл человек мирный. В самом деле мирный. Корона ему досталась от отца Ульриха Второго, тот получил от деда Керглана Первого, а Керглан принял из рук своего отца Юханхена Летящего, жестокого и воинственного полководца…

– А все остальные? – спросил я заинтересованно.

– Три поколения сменились, – ответил Альбрехт, – не прибегая к войнам. Ну, если не считать двух-трех попыток переворота, неудачных заговоров или мятежей слишком уж уверенных в себе лордов. Королевство крепкое, устойчивое, достаточно богатое. Что и понятно, столько лет не воевали!

– Сколько королю лет?

– Что-то вроде под пятьдесят. Или слегка за пятьдесят.

– Понятно… Как насчет детей? Кому планирует передавать корону?

Митчел заулыбался, толкнул в бок Растера. Оба заржали. Сэр Альбрехт посмотрел на меня остро.

– А вот здесь, как догадываюсь, для вас интересное…

У Найтингейла было два сына и дочь. Один ушел в крестовые походы и погиб, второй рассорился с отцом и убежал из дому… Это случилось почти десять лет тому, так что и он, похоже, не вернется. Осталась дочь, редкая красавица. Ей семнадцать, но уже года два как женихи обивают пороги. Я хмыкнул:

– Дочери трон передать трудно.

– Вряд ли Найтингейл на это рассчитывает, – ответил Альбрехт. – Он достаточно реалистичен. Как и всякий король, наверняка хочет с помощью брака укрепить обороноспособность, торговые связи, заключить договор о помощи на случай нападения… ну, со стороны нас или Гиллеберда. Или короля Шарля Глостера, его королевство Алькантаро с той стороны.

– Понятно, – сказал я. – Какие у Найтингейла отношения с дочерью?

– Души не чает, – ответил он, хмыкнув. – И она его любит. На редкость семейная идиллия, вообще-то несвойственная королевским семьям. И расставаться им будет трудно.

– В каком смысле?

– Невесело, – объяснил он. – Это как насильно разбивать семью.

– Гм… а жена?

– А что жена?

Я подумал, кивнул:

– Ну вообще-то да, что жена… Особенно, если пользуется все той же, что и родила ему сыновей и дочь.

– Ну, пользуется, по слухам, и служанками жены, иначе зачем и королем становиться, но он настоящий король.

– Это как?

– Через женщин на него повлиять невозможно. Мягкий снаружи, а так вообще кремень.

Растер прорычал задето:

– Подумаешь!.. Если бы не лес, то мы могли бы разгромить все его королевство! Конечно, если собрать в один кулак силы всей Армландии. Как думаете, сэр Митчел?

Митчел захохотал:

– А что, кто-то сомневается? Конечно же, стоит нам только захотеть! Мы уже показали, что чего-то да стоим!

Два сапога пара, подумал я. Как похожи, разве что один вдвое старше другого, а так оба привычно решают все споры и конфликты молодецким ударом рыцарского копья, взмахом двуручного меча или метким броском боевой булавы в забрало противника. Но когда все бесстрашны, это уже страшновато. Все не могут быть героями – кто-то должен сидеть на обочине и кричать «ура». А здесь герой на герое.

– Я храбр, – пробормотал я, – настолько храбр, что… необходимо завести себе трусливых советников. Сэр Альбрехт, как вы полагаете, пора уже идти на обострение с соседними королями? Или рано?

Он сказал с удивлением:

– Вы с ума сошли? Рано, конечно. Я вообще не понимаю, зачем обострять отношения?

– Приятно, – ответил я. – Хоть вас эта холера не задела.

Сэр Альбрехт посмотрел на меня исподлобья.

– Спасибо, – произнес он сквозь зубы, – только я не в восторге, что меня назвали трусливым.

– Простите, сэр Альбрехт, – произнес я с искренним раскаянием. – Это так, вырвалось… Ради красного словца, как говорят, не пож amp;чеешь и родного отца. Нам вина не давай, только сострить разреши… А потом начинаются войны такие, что историки долго ломают головы, пока не говорят в озарении: все дело в экономике! Только она, проклятая, может ответить на все вопросы. И неважно, что ответы неверные, зато какие глубокомысленные… Давайте на этом военный совет закончим. Вы добивайте бедного зверя в озере, а я пойду отосплюсь. Я больше вообще-то привычен на диване, чем на коне да еще зимой.

Ночью я проснулся от свиста и грохота. Почудилось, что исполинский дракон набросился на замок и трясет в ярости, стараясь поднять и унести. Послышалось сопение, нечто огромное и горячее толкнуло, навалилось.

Я поспешно сотворил огонек, Бобик дрожит и жмется ко мне, чуть не выпихивая из постели, а в окна ветер швыряет горсти снега. За толстыми каменными стенами ревет и беснуется даже не буря, а шторм, ураган, недаром Бобик перетрусил. Собаки бесстрашны против того, что понимают, но даже самые храбрые прижимают уши при первом же ударе грома, а в грозу пытаются вырвать из руки поводок и мчаться куда глаза глядят.

– Все хорошо, – сказал я успокаивающе, – все нормально! Подумаешь, ветерок.

Бобик скульнул и попытался просунуть голову мне под мышку, чуть не оторвав руку. Я торопливо начал гладить его и чесать, стараясь, чтобы за ушами трещало погромче, заглушая рев.

Пугливо приоткрылась дверь, служаночка прошлепала старыми башмаками по каменному полу, к груди прижимает огромную вязанку дров. У камина споткнулась, поленья посыпались из рук. Она вздрогнула от грохота, оглянулась на постель расширенными в ужасе глазами:

– Простите, ваша милость… Я отмахнулся:

– Ерунда, я не спал. Бросай быстрее в огонь, а то сама околеешь.