Мария Семенова - Там, где лес не растет

– Тяни!

Не требовалось знания языка, чтобы уразуметь этот приказ… Да, собственно, и самого приказа не требовалось. Когда неодолимая сила несёт тебя к гибели, а кто-то бросает верёвку, без слов ясно, что верёвку надо тянуть!

Девчонка быстро-быстро засновала руками, выбирая сажени шнура. Она сидела на кормовом щите, точно лихая наездница на лошадиной спине: цепко сжав борта распахнутыми коленями и высоко задрав голые пятки. У Коренги точно не получилось бы ни подобной посадки, ни столь стремительной работы. Так способна поспешать лишь привычная вращать веретено, пропускать челнок и мгновенно переворачивать на сковородке блины. Он не оглядывался, по возглас девки скоро сообщил ему, что на смену лёгкому шнуру из-за борта пришла толстая, прочная бечева.

– Вяжи! – продолжая бешено драться веслом, выкрикнул Коренга, и девка опять поняла его без толмача. Мокрый конец бечевы гулко хлестнул по вощёной коже, кормовой поручень охватила петля… Верёвка постепенно натянулась и задрожала в воздухе, сбрасывая грязь и повисшие лохмотья травы.

Сразу стало ясно, что жестоко перегруженную лодку Эории было не удержать даже с помощью Торона. На голом берегу не к чему было привязать коренной конец бечевы, песок не давал надёжного упора ногам, без того вязнувшим в нём по щиколотку… Сегванка и не пыталась совершить невозможное. Девушка и пёс побежали по берегу, упираясь, перехватывая бечеву и всемерно подтягивая лодочку к берегу. Коренга же, знавший, как управляться с водоворотом, продолжал грести по течению, чтобы оно само вынесло его на внешний край котловины… Всё вместе напоминало движение камня в праще, опять-таки хорошо знакомое Коренге.

Больше никаких хитростей для спасения было уже не изобрести, да и некогда. Оставалось только одно – грести так, чтобы гнулось и трещало весло. И Коренга грёб. Он больше не смотрел вперёд, не прикидывал расстояние до гибельного вала. С неба постепенно уходил последний свет дня, по лицу, заливая глаза, едкой пеленой стекал пот пополам с грязью, и недосуг было его утереть, да и глаза-то уже мало что различали, кроме радужных, всё более ярких кругов. Коренга грёб.

И даже когда лодочка наехала днищем на берег и остановилась, он ещё несколько раз чиркнул веслом по песку, прежде чем сообразил, что всё кончилось. Он хотел переставить рычаг, обращая лодку в тележку для езды посуху, но не сумел даже расцепить пальцы, сведённые корчей на хвбтке весла.

– Будет, венн, будет, – достучался до сознания голос Эории.

Сильная воительница сняла его руки с весла, потом взялась за кожаную суму, лежавшую у Коренги на коленях, и крякнула от удивления и натуги. Торон вскинулся передними лапами на борт лодочки и с визгом принялся умывать хозяина от пота и грязи. Девка, спасённая с крыши плавучего дома, пробежала мимо диковинного зверя, словно он был самой обычной дворняжкой, и скорей бросилась к деду. Коренга судорожно дышал, тщетно силясь протолкнуть в лёгкие воздух, страшное напряжение грозило выплеснуться слезами. Он отстранил морду Торона, перегнулся через борт, и желудок, пустой с раннего утра, вывернулся наизнанку.

Потом перед глазами окончательно смерклось.

Коренга зашевелился на родных полатях избы, сладко потягиваясь на мягком и слушая невнятный для полусонного разговор старших. Попытался вспомнить занятное, многокрасочное сновидение, ещё плававшее совсем рядом, но, как это часто бывает, оно не давалось, ускользало в потёмки. Коренга пустился за ним в погоню, решив наново задремать, ведь если повернуться на другой бок и опять уснуть, прерванное видение вполне может продолжиться…

Добрые всё же полати были в родительском доме, хорошо застланные, с удобным всходом наверх для безногого, привыкшего во всём полагаться только на руки… Удивляло лишь, что полати то размеренно колыхались, то как бы застревали и, дёрнувшись, продолжали движение. Что могло так двигать толстые доски, непоколебимо укреплённые на воронце?.. Или таким образом продолжался странный сон Коренги, в котором он бесконечно ехал куда-то, неведомо за какой надобностью сорвавшись из дома?.. Другая странность состояла в том, что полати были чем-то завалены. Верно, они на то и полати, чтобы мать при необходимости ставила туда горшки и корыта… Но не до такой же степени, чтобы лежачему не повернуться?

Что произошло? И почему холодный воздух веет в лицо вместо избяного тепла?

Сон слетел сразу и окончательно, Коренга осознал себя в тележке, куда-то катившейся помимо его участия и воли. Он испуганно дёрнулся, распахнул глаза и увидел над собой звёзды.

Женские голоса продолжали звучать. Коренга рывком приподнялся на локтях и увидел Эорию и девку-козу. Впрягшись вместе с Тороном, они везли тележку сквозь почти непроглядную безлунную темноту. Благо ровная, выглаженная морскими ветрами пустошь не метала им под ноги поваленных деревьев, не отверзала на пути внезапные буераки. Стало ясно и то, почему колёса так тяжело проседали в плотном песке, временами сажая тележку на днище. На переднем щите поместился старик, привалившийся спиной к кожаному пестерю. На заднем, прихваченный петлёй бечевы, колыхался заплечный мешок сегванской воительницы.

А непосредственно перед Коренгой, точно зримая укоризна, ходили взад-вперёд соединённые с колёсами рычаги.

Только он успел стыдливо заёрзать и сесть, чтобы начать помогать трудившим себя женщинам, как тележка остановилась.

– Надо надеть попонку на его пса, – сказала Эория. – Я так поняла, венн не хочет показывать сторонним людям, что у него щенок симурана!

– Щеночек, – хихикнула Коза и погладила усевшегося Торона. – Совсем ма-а-аленький…

Теперь она говорила по-сегвански, так что Коренга её понимал. Он сердито проверил под собой черпачок, устраиваясь за рычагами.

– Прости, госпожа, что тебе пришлось везти меня, как поклажу, – проговорил он смиренно. – Я бы отдохнул немного и сам дальше поехал.

– Зол ты грести, венн, – буркнула в ответ сегванка. В голосе воительницы ему померещилось нечто похожее на уважение. Он потом только сообразил, что дочь морского народа поистине не могла воздать ему высшей хвалы. А Эория продолжала: – Там костёр впереди. Я сумею на твоего пса попонку надеть или ты его сюда подзовёшь?

Книга-всезнайка не солгала, утверждая, что из двух выросших рядом деревьев хобот Змея одно мог превратить в щепы и труху, а на другом не помять ни листочка. Вот и ныне чудовище пронеслось узкой, зримо очерченной полосой, оставив по себе мокрую и растерзанную землю, а совсем рядом – нетронутую и сухую.

На таком-то тихом пригорке, с которого можно было весь день безопасно любоваться происходившим в небесах поединком, и горел замеченный Эорией костерок. И внутреннее чувство уже подсказывало Коренге, что сидевшие там люди отнюдь не были, в отличие от его маленькой дружины, измотаны и грязны.