Мария Семенова - Там, где лес не растет

«Ну придёт. Ну сметёт. Миг – и нету меня. Может, именно за этим я сюда в итоге приехал…»

Торон неожиданно встал с облюбованной лёжки, подошёл к хозяину и, вдруг вскочив передними лапами на тележку, с бесконечной осторожностью взял его сзади за шиворот. Развёрнутое крыло кобеля отгородило Коренгу от привидевшейся опасности, от погибельных мыслей. Молодой венн обнял верного друга, зарылся лицом в густую длинную шерсть…

…И ему причудился запах палёного волоса…

Он даже не сразу расслышал ликующий крик Андарха, уже забравшегося на ближний увал:

– Есть!!!

Лес, в который они с Эорией и Тороном вступили на склоне холма, показался Коренге не просто старым, а древним, воистину вековым. Он подспудно удивился этому обстоятельству. Почему-то он думал узреть молодую поросль, укрывшую недавнюю гарь.

«Ну да, – сказал он себе, с помощью Торона перетаскивая тележку через сплетение толстых корней. – Это ж когда было! С тех пор веков больше минуло, чем мне годков…»

Андарха они обнаружили за вершиной холма, там, где небольшой ручей, бежавший в солёное озеро, прокопал себе в мягкой земле глубокое русло. Тайный царевич стоял над трёхсаженным обрывчиком, под которым, уже окутанная вечерним туманом, звенела невидимая вода. Вода, впрочем, занимала Андарха меньше всего. Он неотрывно смотрел на другой берег овражка.

Коренга проследил направление его взгляда. Ручей в этом месте делал крутой поворот… и то, что заставляло его сворачивать с прямого пути к бывшему морю, никак не могло быть природной скалой. Да, попадаются на свете предивно пёстрые камни, встречаются даже такие, чей самородный узор кажется людям письменами, начертанными руками Богов…

Но никто на всей земле ещё не видел скалы, расчерченной правильными клетками из красного, белого и чёрного кирпича!

Стена, открытая и отмытая водой, даже не была выщерблена, как обычно происходит с руинами. Наоборот, она выглядела удивительно гладкой, за неё с трудом цеплялись даже упорные и вездесущие мхи. Коренга присмотрелся и с содроганием понял, что это поработал огненный жар. Тот самый, чьё дыхание даже на высоте нескольких вёрст погубило благородного симурана. Жар гончарных печей был против него прохладным дуновением. Непредставимо раскалившиеся воздухи прошлись по уже пропечённому тесту цветных кирпичей и попросту оплавили их, обратив поверхность в подобие стеклянной глазури…

Андарх обернулся. Коренге показалось, будто тайный царевич досадовал на себя за вырвавшийся крик. Должно быть, к нему придвигалось нечто такое, во что он не хотел или не имел права допускать сторонних людей.

Поспешно отвернувшись, молодой венн запустил руку во внутренний рундучок. Когда он выпростал руку, на ладони лежал чёрный сухарик. Коренга подвёл тележку к самому краю обрыва и уронил сухарик сквозь густеющие нити тумана.

– Прими, добрая земля, – выговорил он одними губами, потому что горло снова перехватила судорога. – И ты, добрая вода, омывшая людские кости. Угоститесь, добрые души. Пусть примут вас светлые Небеса вашей веры…

Он не мог отделаться от ощущения, будто где-то здесь, совсем рядом, продолжали смеяться дети, чинно восседали старики, холили оружие воины, весело трудились мастеровые, а беременная женщина, задумчиво улыбаясь, вышивала что-то для ещё не рождённого малыша. Только теперь эта жизнь происходила незримо для людских глаз, потому что Боги спасли город, заслонив его от беды Своими щитами, а за щиты Богов смертным заглядывать не дано…

Эория выдернула из косы несколько волосков, провела ими по губам и молча пустила волоски воздух, и дуновение воздуха унесло их следом за канувшим в ручей сухариком Коренги.

Торон невозмутимо задрал лапу, помечая ближнее дерево.

Эория хмуро спросила:

– Ну и теперь что?

Андарх повернулся к сегванке. Лицо у него вконец осунулось, только глаза горели ещё ярче прежнего.

– Теперь – ждать, – сказал он.

– Только не здесь, – упрямо заявила Эория. – Вот там, где мы сначала стояли, пожалуйста. Но не прямо здесь.

Коренга про себя сразу с ней согласился. Ему совсем не хотелось задерживаться в этом несомненно святом, но очень уж горестном месте. Ночлежничать прямо там, откуда некогда вознёсся к затменному солнцу последний смертный стон многих сотен людей!.. По мнению Коренги, это отдавало кощунством. Он не без труда, оскальзываясь колёсами на влажных корнях, развернул тележку и стал осторожно спускаться с холма следом за Эорией. Торон побежал впереди, беспечно помахивая хвостом.

Последним, с явной неохотой, обрыв покинул Андарх.

Отгорел закат, и пришла ночь: ясная, прозрачная, очень холодная. Такая, что влажный песок ощутимо отвердел под ногами. Костра разводить не стали. Коренга поглубже, как в нору, забрался в тележку и лежал там, поглядывая то на беспокойно ходившего царевича, то вверх, где начали проглядывать первые звёзды.

«И что мне до Голубой Луны и всего остального?.. – думалось ему. – Я про Фойрег-то этот три дня назад впервые услышал. Других хлопот полон рот…»

Подумав так, он вздрогнул и спохватился: «А какие, собственно, у меня теперь хлопоты…» Размышлять об этом было попросту страшно. Коренга чувствовал себя камнем, брошенным из пращи. Дрогнула рука пращника, камень миновал цель и мчится с пугающим визгом, рассекая воздух в бесполезном полёте. То Главное, ради чего Коренга пересёк лес и море, спасся от Змея и недобрых людей, – это Главное лопнуло, словно пузырь на дождевой луже. Надежде рода, возложенной на его плечи, оказалось суждено рухнуть. И что дальше? Ну, разыщет он вилл, ну, покажет он Торона крылатой родне… А потом? Виноватому вернуться домой и склонить перед матерью непутёвую голову: «Мама, я не сумел»?.. Вовсе не возвращаться, чтобы дома хоть не прекратили надеяться? Рано или поздно придёт пора умирать, пусть даже седым и старым, и дома у кого-то другого отнимутся ноги. А может, ещё раз найти Зелхата – благо теперь это сделать, наверное, будет несложно… И впрямую, а не со слов Эории выслушать всё тот же приговор?..

Коренга с усилием разогнал мысли, ставшие уже окончательно невыносимыми, и уставился в небо. Знакомые созвездия заглядывали ему в лицо. Вот в синей тьме постепенно проявилась Корзина, правее натянул лук Охотник, на севере замерцал Ковш, а в середине неба стал медленно поворачиваться туго подпоясанный Воин…

Эти звёзды светили прадедам Коренги и будут светить его правнукам, они всегда вели их домой и будут вести, какие бы имена ни давали им люди…

Тишину нарушал только шорох ног Андарха, обутых, вернее, замотанных в нелепые тряпочные опорки, да его приглушённое бормотание. Коренга невольно подумал: спроста ли у тайного царевича так безумно горели глаза? И ещё: а что будет, если ко времени восхода луны в небо всё-таки выползут облака и чудесный свет достигнет руин Фойрега опосредованным, просеянным сквозь мелкое сито летучих туманов?..