Лорел Гамильтон - Поцелуй теней

Я услышала, как он дышит чаще, как начинает вдвигаться сильнее, дальше, резче, и я закричала, и он все равно не остановился. Я ощутила изменение ритма тел, по нему прошла дрожь, и меня не стало. Разбухающее тепло залило меня всю, прошло насквозь, забилось глубоко внутри, заставило выгнуться в судороге, задергаться, не в силах овладеть собой, и только его руки держали еще меня, не давали развалиться на части. Но раз мое тело не могло шевельнуться, наслаждению пришлось искать другой выход: оно хлынуло изо рта воплями, горловыми душераздирающими воплями, снова и снова, и я едва успевала переводить дыхание.

Холод надо мной тоже вскрикнул, наклонился над столиком, упираясь руками по сторонам от меня и опустив голову. Волосы его разлились по мне теплым молоком. Я лежала совершенно пассивно, все еще зажатая под его телом, и пыталась снова научиться дышать.

Он первым обрел голос и произнес прерывистым шепотом:

– Спасибо.

Хватило бы мне дыхания, я бы рассмеялась. В горле так пересохло, что голос получился хриплым:

– Поверь мне, Холод, это мне было в радость.

Он наклонился и поцеловал меня в щеку.

– В следующий раз я попробую сделать лучше.

Он убрал руки, давая мне двигаться, но не выходил из меня, будто ему не хотелось вылезать.

Я посмотрела на него, думая, что он шутит, но он был абсолютно серьезен.

– Лучше, чем сейчас? – спросила я.

– О да, – ответил он торжественно.

– Королева была дурой, – сказала я тихо.

Тогда он улыбнулся:

– Я всегда так думал.

Я проснулась под разливом серебряных волос, протянувшихся по моему лицу сверкающей паутиной. Слегка повернула только голову, оставив эти волосы у себя на лице. Холод лежал на животе, отвернувшись от меня. Простыня закрутилась у него вокруг талии, оставив верхнюю часть тела обнаженной. Волосы протянулись сбоку от него, лежа как его второе тело между нами и наполовину на мне.

Правда, в кровати действительно было второе тело, точнее, третье. Китто лежал с другой стороны от меня. Он свернулся в калачик на боку, отвернувшись от меня, и сжался так, будто во сне от чего-то прятался. А может быть, он просто замерз, потому что лежал голый. Тело у него было бледное, как фарфоровая статуэтка. Я никогда не была так близко к мужчине, при виде которого на ум приходят слова вроде "миниатюрный". Плечо у меня болело там, где он оставил свою метку: четкий отпечаток зубов на коже. Вокруг нее вздулся синяк, красновато-лиловый, почти горячий на ощупь. Это не был яд, просто по-настоящему глубокий укус. От него останется шрам, и для этого все и делалось.

В какой-то момент во время третьего или четвертого раза с Холодом я позвала к нам Китто. При этом я подождала, пока Холод доведет меня до состояния, в котором боль и удовольствие сливаются, и дала Китто выбрать свой кусочек мяса. Когда он это сделал, больно не было, что уже говорит о том, как я далеко зашла этой ночью. Стало чуть-чуть болеть, когда мы наконец забылись сном, сейчас, утром, болело сильнее. И болел не только укус. Болело все тело, что говорило мне, что я им злоупотребила. Точнее, дала злоупотребить Холоду.

Наслаждаясь этой небольшой болью, я потянулась, проверяя, что именно болит. Боль напоминала крепатуру после хороших упражнений с тяжестями и бегом, только болело в других местах. Не могу припомнить, когда я в последний раз просыпалась с ощущением секса, поющего во всем теле как шелковый кровоподтек. Давно, наверное.

Китто счел за честь, что я позволила ему себя отметить, чтобы все теперь знали, что он был моим любовником. Не знаю, понял ли он, что сношение со мной ему никогда не светит, но этого он сегодня ночью и не просил. На самом деле он был абсолютно покорен, делал, что его просили или приглашали делать, никогда не выходя за эти пределы. Идеальная аудитория, потому что, пока его не звали, его просто не было, а когда звали, он выполнял указания лучше любого мужчины, с которым мне приходилось бывать.

Я села, и волосы Холода соскользнули с меня, погладив как живые. Я запустила пальцы в свои позорно короткие волосы. Сейчас, когда я вновь открылась как принцесса Мередит, я могу их отрастить снова. От прикосновения к волосам заныли запястья, и это к сексу отношения не имело. Бинты на руках не пережили ванны, и надо было бы сначала снова перевязать запястья, но сегодня утром следы колючек уже почти стерлись, зажили, как будто были недельной или большей давности, а не были нанесены меньше суток назад. Я потрогала заживающие раны. Так быстро у меня никогда порезы не проходили. Китто, наверное, укусил меня после четвертого раза, иначе укус зажил бы уже сильнее. Забавно, что меня исцеляет именно секс. Впрочем, мы пока этого еще не знаем наверное.

Мне остался уголок простыни, но все остальное было намотано на Холода. Он из тех, кто тянет одеяло на себя, а в комнате было прохладно. Я потянула простыню и за все свои труды была вознаграждена лишь сонным мычанием протеста. Поглядев на гладь его спины, я додумалась, как можно отобрать у него одеяла.

Я лизнула его вдоль спины вниз – он тихо застонал. Я наклонилась над ним и стала проводить языком влажную черту вдоль его позвоночника.

Холод медленно поднял голову с подушки, как разбуженный от глубокого и темного сна. Глаза его еще не навелись на резкость, но когда он на меня посмотрел, медленная и довольная улыбка заиграла у него на губах.

– Тебе еще не хватило?

Я припала к нему всем телом, хотя ниже талии нам мешали соприкоснуться простыни.

– Никогда не хватит.

Он засмеялся – тихим, приятным горловым смешком – и перекатился на бок, подпершись локтем. И при этом освободил простыню. Я вытащила ее из-под него, чтобы накрыть Китто, который вроде бы крепко спал.

Рука Холода обняла меня за талию, увлекая обратно на кровать. Я опустилась спиной на подушки, и он наклонился тихо поцеловать меня в губы. Я завела руки ему за плечи, за спину, привлекая его к себе.

Он положил колено мне на ноги, между ними, сделал первое движение, чтобы оказаться сверху, как вдруг застыл, и выражение его лица резко изменилось на внимательное, почти испуганное.

– В чем дело, Холод?

– Тихо.

Я затихла. Он – телохранитель. Что там – люди Кела? Сегодня последний день, когда Кел может меня убить, не расплатившись за это жизнью. Холод скатился с кровати, подхватил с пола свой меч, Поцелуй Зимы, и метнулся к окну размытой серебряной молнией.

Я вытащила из-под подушки пистолет. Китто проснулся и дико оглядывался по сторонам.

Холод отдернул от окна шторы, и меч его не успел дойти до стекла, как он снова застыл. На той стороне окна был человек с фотоаппаратом. На миг я увидела, как он вскинул удивленное лицо, но тут кулак Холода пробил окно и схватил репортера за шиворот.