Терри Брукс - Меч Шаннары

Они проследовали за ним в сырую, отвратительно пахнущую пещеру, из которой по сторонам расходилось несколько темных туннелей. Шеа показалось, что откуда-то издалека доносятся еле слышные леденящие душу крики, и эхо их мечется среди каменных стен. Панамон грубо выругался; в мерцающем свете факелов его широкое лицо, расчерченное струйками пота, казалось окровавленным. Молчаливый и равнодушный мутен поспешил свернуть в один из туннелей, и тусклый свет, сочащийся через трещину, растаял во мраке.

Слабое эхо стука сапог по камню было единственным звуком, доносящимся до людей, шагающих вниз по темному коридору; их взгляды скользили по железным дверям без окон, врезанным в камень стен по обе стороны коридора. Крики по-прежнему слабо звенели в их ушах, но теперь они казались более далекими. Из камер, мимо которых они проходили, не доносилось ни звука. Наконец их проводник остановился перед одной из тяжелых дверей, коротко взмахнув рукой и что-то неразборчиво проворчав троллям. Он повернулся, чтобы идти дальше по туннелю, и уже сделал первый шаг, когда первый из троллей проломил ему череп своей увесистой железной палицей. Мутен замертво рухнул на пол пещеры. Кельцет поспешил разорвать веревки, связывавшие Шеа и Панамона, а двое других троллей встали на страже у дверей камеры. Освободив товарищей, громадный тролль бесшумно скользнул к железной двери и отодвинул засовы. Ухватившись за скобу, он рванул древнюю дверь на себя. С резким скрежещущим звуком она распахнулась.

— Теперь посмотрим, — хрипло выдохнул Панамон Крил. Взяв у Кельцета факел, он осторожно шагнул в крошечную комнатку; двое его спутников последовали за ним.

Орл Фейн сидел, скорчившись, у дальней стены, его тощие ноги были закованы в цепи, уходящие в камень пола, одежда его была невообразимо рваной и грязной. ОН ничем уже не походил на того прежнего карлика, которого они поймали несколько дней назад на равнинах Стрелехейма. Бессмысленно и равнодушно взглянул он в их лица, его худое желтое лицо исказилось в жуткой ухмылке, и он что-то неразборчиво залопотал себе под нос. В ярком свете факелов его глаза казались странно расширенными, а разговаривая, он все время глядел по сторонам, словно в маленькой камере, кроме него, были и другие существа, которых никто больше не видел.

Двое людей и громадный тролль с первого же взгляда поняли его состояние и тут же поглядели на его костлявые руки, жадно стискивающие потертые кожаные ножны, в которых находился таинственный предмет их долгой погони. В свете факелов древняя рукоять тускло сверкала, отражая силуэт поднятой руки, держащей горящий факел. Они нашли его. Они нашли Меч Шаннары!

Мгновение они стояли неподвижно, и обезумевший карлик еще теснее прижал Меч к своей впалой груди; взгляд его упал на острый шип, сверкающий на конце обрубка медленно поднимающейся руки Панамона, и в глазах его на миг сверкнуло узнавание. Вор угрожающе шагнул вперед и склонился над его худым телом.

— Я пришел за тобой, карлик, — хрипло произнес он.

При звуках его голоса Орл Фейн вдруг преобразился и попытался отползти назад. С его губ сорвался испуганный вскрик.

— Отдай мне Меч, ты, подлая крыса! — потребовал вор.

Не дожидаясь ответа, он схватил оружие, пытаясь вырвать его из неожиданно окрепшей хватки обезумевшего от ужаса карлика. Но даже перед лицом смерти Орл Фейн отказывался расстаться со своим бесценным сокровищем. Его голос поднялся до визга, и Панамон во вспышке гнева обрушил на череп отощавшего карлика тяжелый удар своей искалеченной руки. Карлик без чувств рухнул на холодный пол.

— И все эти дни мы гнались за такой несчастной тварью! — закричал Панамон. Он резко смолк и понизил голос до хриплого шепота. — Я думал, что он по крайней мере порадует меня своей смертью, но‡ он того больше не стоит.

Сплюнув от отвращения, он протянул руку к рукояти Меча, намереваясь вытащить его из ножен, но Кельцет шагнул вперед и остановил его, положив ему на плечо свою руку. Разъяренный вор холодно взглянул на тролля, но тот только указал на стоящего поодаль Шеа, и оба они отступили назад.

Меч Шаннары принадлежал Шеа по праву рождения, но он медлил. Он прошел так далеко, пережил так много, все ради этого момента, а теперь оказалось, что он боится. Глядя на древнее оружие, он чувствовал, что внутри него все леденеет. На миг ему пришла на ум мысль отказаться; он знал, что не в силах принять на себя ту чудовищную ответственность, которую должен был принять — которую его заставляли принять. Вдруг ему вспомнилась грозная сила трех Эльфийских камней. Какова же тогда мощь Меча Шаннары? Он мысленно представил себе лица Флика и Мениона, и всех остальных, кто отдавал все, чтобы он мог завладеть этим Мечом. Если он сейчас отступит, то предаст всех тех, кто верил в него. Он просто скажет им, что все, что они пережили ради него, было не нужно. Он снова увидел темное, загадочное лицо Алланона, высмеивающего его наивные идеалы, его нежелание видеть людей такими, какие они есть. Ему придется дать ответ и Алланону, и Алланон не будет им доволен‡ Как деревянная кукла, приблизился он к лежащему Орл Фейну и склонился над ним; его пальцы тесно сомкнулись на холодном металле рукояти, вспотевшая ладонь ощутила выпуклость образа горящего факела. Он помедлил. Затем он медленно обнажил Меч Шаннары.

Второй день битвы за Тирсис стал свидетелем новых жестоких потерь, понесенных армией Севера. На рассвете огромное войско вторжения двинулось в атаку, под низкий рокот военных барабанов карликов безупречно выстроенные полки подошли к склону скалы и молча остановились в стоне ярдов от него, затем с оглушительным ревом солдаты бросились в жестокую битву за утесы Тирсиса. С тем же полным пренебрежением к своим жизням новые и новые волны нападающих обрушивались на внешние рубежи обороны Граничного Легиона. В этот раз они не тащили за собой чудовищные мосты, заново отстроить которые у них не хватило времени, и полагались теперь на тысячи легких штурмовых лестниц и веревок со стальными крючьями. Столкновение было яростным и беспощадным. В первые же минуты битвы от мечей легионеров пали сотни северян.

После гибели Актона Балинор не рискнул повторно бросать в бой конный полк Легиона, хотя их удар по громадной вражеской армии мог бы облегчить положение защитников города. Вместо этого он решил окопаться на утесах и удерживать их столько, сколько удастся. Горящее масло и стрелы лучников рассеяли первые ряды нападающих, но на этот раз вражеские полки не дрогнули и не побежали. Они шли бесконечным, упорным потоком, не обращая внимания на пламя и стрелы, и наконец достигли подножия широкого плато и начали поднимать штурмовые лестницы. Вверх по них рванулись толпы визжащих карликов, и вскоре сражение перешло в обычный рукопашный бой.