Кристофер Паолини - Эрагон. Возвращение

Насуада постаралась как-то «переварить» то, что сказала ей Эльва, уже догадываясь теперь, что столь невероятная внешность малышки и особенно ее взгляд связаны с теми страданиями, которые ей постоянно приходится терпеть. У Насуады мурашки пробежали по коже при одной мысли о том, что пришлось вынести этой крошке. «У нее, наверное, душа разрывается от вынужденного сострадания стольким людям, — думала она. — И с этим состраданием она ничего не может поделать, не может им управлять. Скорее, оно управляет ею». Жалость к девочке проснулась в ее сердце.

— Почему ты мне об этом рассказала? — спросила она.

— Я подумала, тебе следует знать, кто я и что я такое. — Эльва помолчала, и синие глаза ее вспыхнули еще ярче. — И ты должна еще знать, что я буду сражаться за тебя с кем угодно. Ты можешь использовать меня, как используют наемных убийц — из засады, в темноте, безо всякой жалости/ — Она рассмеялась высоким пронзительным смехом, от которого у Насуады похолодело в животе. — Ты хочешь знать, почему я на это готова? Я же вижу, что хочешь. Потому что — если только эта война очень скоро не кончится — я рано или поздно просто сойду с ума. И скорее рано, чем поздно. Мне и без того уже трудно справляться с теми ужасами, что обрушились на меня, а если к ним прибавятся еще и жестокости войны… Вот потому я и прошу тебя: используй меня, пока я еще жива, чтобы поскорее начать и закончить эту войну. А уж я постараюсь, чтобы твою жизнь и твое счастье ничто не омрачало.

В эту минуту в комнату поспешно вошла старуха и с поклоном подала Эльве очередную порцию еды. Насуада испытала почти физическое облегчение, когда девочка, полностью забыв о ней, набросилась на жареную баранью ногу, обеими руками запихивая мясо в рот. Она ела с жадностью голодного волка, совершенно не заботясь о приличиях и о том, какое это впечатление производит на окружающих. Скрыв свои пронзительно синие глаза под опущенными веками, а драконью отметину — под упавшими на лицо черными кудрями, она сейчас казалась самым обыкновенным невинным ребенком. Только очень голодным.

Насуада выждала некоторое время, но было ясно, что Эльва уже сказала ей все, что хотела. Заметив призывный жест Анжелы, она вышла следом за травницей через боковую дверцу, один лишь раз оглянувшись назад. Девочка бледным пятном выделялась на фоне темных стен и потолка и казалась страшно одинокой и маленькой — она была в этот момент похожа на некий страшноватый зародыш, скорчившийся во чреве и ожидающий подходящего мгновения, чтобы появиться на свет.

Анжела убедилась, что дверь за ними крепко заперта, и прошептала:

— Она только и делает, что ест. Мы не в силах удовлетворить ее аппетит при нынешних рационах. Не могла бы ты, госпожа моя, распорядиться…

— Да-да, ее непременно станут кормить вволю. Не тревожься об этом. — Насуада все терла руки, словно пытаясь стереть с них, с себя память об ужасных глазах Эльвы…

— Благодарю тебя, госпожа моя.

— Скажи, такое с кем-нибудь еще когда-либо случалось?

Анжела так энергично помотала головой, что ее кудрявые волосы рассыпались по плечам.

— Никогда за всю историю существования магии! Я столько раз бросала кости, пытаясь узнать ее будущее, но все напрасно. Это какая-то безнадежная… трясина, что ли? А и правда, трясина. Какое отличное слово! Ведь в ней тонет столько чужих жизней!

— Неужели она так опасна?

— Мы все опасны.

— Ты же знаешь, что я имею в виду. Анжела пожала плечами:

— Она куда опаснее многих, но и куда менее опасна, чем кое-кто другой. Впрочем, самый ее большой враг, которого она с удовольствием убила бы, это она сама. Если ей встретится кто-то, кому грозит беда, и невольное заклятие Эрагона застигнет ее врасплох, тогда она займет место этого человека, приговоренного судьбой. Подставит свою голову под ее топор. Именно поэтому она большую часть времени проводит взаперти.

— А как далеко в будущее способна заглянуть эта малышка?

— Часа на два-три, не больше.

Насуада прислонилась к стене, обдумывая это новое осложнение. Эльва, конечно, могла стать грозным оружием, если ее способности применить правильно. Благодаря ей можно было бы распознать врагов, узнать о их бедах и слабостях и, воспользовавшись этим, попытаться подчинить их себе. А в случае необходимости девочку можно было бы использовать как самого надежного стража, если, скажем, Эрагон, Сафпира или сама она, Насуада, будут нуждаться в защите.

«Но ее ни в коем случае нельзя оставлять без присмотра! За ней должен кто-то постоянно следить — тот, кто хорошо разбирается в магии, достаточно уверен в себе и хотя бы до определенной степени способен противостоять ее влиянию. И это должен быть человек, которому я могла бы полностью доверять, честный, надежный…»

Кандидатуру Трианны Насуада тут же отвергла и внимательно посмотрела на Анжелу. К травнице она тоже относилась весьма настороженно, но знала, как часто Анжела помогала варденам в весьма важных и деликатных делах — например, в лечении Эрагона, — и никогда ничего не просила взамен. Кроме того, она неплохо знала, как ухаживать за Эльвой, и явно находила с ней общий язык. Насуада судорожно перебирала в уме всевозможные варианты, но ничего лучше ей в голову не приходило.

— Я понимаю, — начала она неторопливо, — что с моей стороны большая наглость просить тебя об услуге, ведь ты мне не подчиняешься, а я крайне мало знаю о твоей жизни и обязанностях.

— Продолжай, — с невозмутимым видом кивнула Анжела.

Насуада помолчала и снова решительно ринулась в бой:

— Я бы хотела, чтобы ты присматривала за Эльвой и несла за нее ответственность. Мне необходимо…

— Ну, конечно, я бы хотела! Я бы глаз с нее не спускала! Мне ведь тоже очень интересно было бы изучить ее особенности и повадки.

— Но ты должна будешь все время докладывать мне о каждом ее шаге, — предупредила Насуада.

— Ну что ж, как всегда: отравленная игла в пирожке с изюмом. Ладно, от меня не убудет, справлюсь и с этим.

— Значит, ты даешь мне слово?

— Да, я даю тебе слово.

Насуада даже застонала от облегчения. Она с трудом добрела до какой-то скамьи и рухнула на нее.

— Ох, до чего же все сложно! Ты права: это настоящая трясина! Ведь Эрагон принес мне клятву верности, и теперь я отвечаю за все его деяния, но я и представить себе не могла, что он совершит нечто столь ужасное. Он запятнал своим поступком не только себя, но и меня.

Насуада насторожилась, услышав череду каких-то странных потрескиваний, но оказалось, что это всего лишь Анжела задумчиво хрустит суставами пальцев.

— Да, это верно, — подтвердила она. — Я тоже собираюсь серьезно поговорить с ним, как только он вернется из Эллесмеры.

На лице у колдуньи появилось такое свирепое выражение, что Насуада встревожилась: