Кристофер Паолини - Эрагон. Возвращение

«Сапфира!» — мысленно крикнул Эрагон. Но связаться с нею ему не удалось; казалось, его отталкивают невидимые преграды, которыми она себя окружила. Он с трудом ее слышал, и мысли ее продолжали ускользать от него.

Он испуганно посмотрел на Оромиса и спросил:

— С ними что-то случилось, да?

— Этого я не знаю. Глаэдр возвращается, но он отказывается разговаривать со мной. — Сняв со стены свой меч Неглинг, Оромис быстро вышел из дома и остановился на самом краю утеса, подняв голову и ожидая, когда появится золотистый дракон.

Эрагон присоединился к нему, думая обо всем сразу — возможном и невозможном, — что только могло случиться с Сапфирой. Оба дракона улетели в полдень на север, в место под названием Скала Разбитых Яиц, где в былые времена гнездились дикие драконы. Лететь туда было недалеко и несложно. «Вряд ли на них напали ургалы, — думал Эрагон, — ведь эльфы ни за что не пропустили бы их в Дю Вельденварден».

Наконец показался Глаэдр — высоко-высоко среди темнеющих облаков он напоминал сверкающую пылинку. Когда он опустился на землю, Эрагон увидел у него на правой передней лапе глубокую рану, а среди золотистых чешуи виднелась прореха длиной с руку Эрагона. Алая кровь заполнила углубления между соседними чешуями.

Как только Глаэдр коснулся земли, Оромис бросился к нему, но замер как вкопанный, потому что дракон грозно зарычал на него и, припадая на раненую ногу, отполз к опушке леса. Там Глаэдр свернулся клубком и принялся дочиста вылизывать свою рану.

Оромис подошел к нему, однако соблюдая дистанцию, и опустился на колени. Было очевидно, что ждать он будет столько, сколько потребуется. Эрагон нервничал — минута шла за минутой. Наконец, точно следуя некоему неслышимому сигналу, Глаэдр посмотрел на Оромиса, как бы позволяя ему подойти ближе и осмотреть рану. Магия хлынула потоком, и гедвёй игнасия на ладони Оромиса вспыхнула ярким светом, стоило ему коснуться чешуйчатого бока старого дракона.

— Как он? — спросил Эрагон, когда Оромис вернулся к нему.

— Рана хоть и выглядит довольно жутко, но, на самом деле, для такого дракона, как Глаэдр, это всего лишь царапина.

— А что с Сапфирой? Я по-прежнему не могу установить с нею мысленную связь.

— Ты должен поскорее к ней отправиться, — сказал Оромис. — Она ранена, и не единожды. Глаэдр, правда, сказал очень мало, но я догадался и сам. Тебе нужно спешить.

Эрагон огляделся: на чем же туда отправиться? Он даже застонал от досады и горестно воскликнул:

— Как же мне до нее добраться? Это слишком далеко, и быстро добежать туда я не смогу…

— Успокойся, Эрагон. Как звали того коня, на котором ты ехал от Силтрима?

Эрагону потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить.

— Фолквир.

— Вот и призови его с помощью искусства грамари. Назови его имя и то, почему ты вынужден призвать его, используя самый могущественный из всех языков, и он придет тебе на помощь.

Магия звучала, казалось, в каждом звуке голоса Эрагона, когда он громко призывал Фолквира, посылая свою мольбу через лесистые холмы, отделявшие их от Эллесмеры, и вкладывая в нее весь пыл своих чувств и всю ту силу, которой он теперь владел.

— Хорошо, хорошо, — удовлетворенно кивал Оромис.

Через двенадцать минут Фолквир, точно серебристый призрак, мелькнул среди деревьев, встряхивая гривой и похрапывая от нетерпения. Бока жеребца ходили ходуном после бешеной скачки.

Уже забросив ногу и вскочив на спину жеребца, Эрагон сказал:

— Я вернусь, как только смогу.

— Не торопись, делай все, что сочтешь нужным, — успокоил его Оромис.

Затем Эрагон коснулся пятками боков Фолквира и крикнул:

— Беги, Фолквир! Беги!

Конь прыгнул вперед и устремился в чащу, с удивительной ловкостью прокладывая себе путь среди сучковатых старых сосен. Эрагон направлял его, пользуясь мысленной связью с Сапфирой.

Не имея перед собой ни тропы, ни следа, в таком густом подлеске обычная лошадь, вроде Сноуфайра, скакала бы до Камня Разбитых Яиц часа три-четыре. Фолквир умудрился проделать этот путь всего за час.

У подножия базальтового монолита, на добрые сто футов вздымавшегося над лесом зеленоватым столбом невероятной толщины, Эрагон прошептал:

— Стой! — и соскользнул с коня. Сапфира была на далекой вершине Камня. Эрагон обошел монолит вокруг, пытаясь отыскать хоть какую-то возможность взобраться на вершину, но, увы: исхлестанная всеми ветрами махина казалась совершенно неприступной. В ней не было ни трещин, ни выбоин, ни каких-либо иных дефектов — во всяком случае, в пределах видимости, — которые он мог бы использовать. Вот досада!

— Ты оставайся здесь, — сказал он Фолквиру. Конь посмотрел на него своими умными глазами. — Если хочешь, пасись, но только оставайся здесь, хорошо? — Фолквир склонил голову и своими бархатными губами ласково пощипал руку Эрагона. — Да, правильно, умница! Ты просто умница, Фолквир!

Затем, упершись взглядом в вершину монолита, Эрагон собрал все свои силы и сказал на древнем языке: «Вверх!»

Только потом он понял, что, не имей он привычки летать с Сапфирой, этот эксперимент мог бы оказаться достаточно неприятным, ибо от неожиданности он мог утратить контроль над чарами и попросту разбиться насмерть. Земля вдруг унеслась у него из-под ног, а стволы деревьев словно сдвинулись, когда он взмыл сквозь густой зеленый полог леса к быстро темневшему вечернему небу. Ветви сосен, точно жадные костлявые пальцы, царапали ему лицо, пытались схватить за плечи, а он упорно пробивался к вершине скалы, на открытое пространство. Но, в отличие от ощущения полной невесомости, которое ему довелось испытать как-то во время одной из сложных воздушных фигур Сапфиры, он все время чувствовал собственный вес, словно ноги его так и остались стоять внизу, на траве.

Поднявшись над краем Камня, Эрагон усилием воли продвинулся чуть вперед и прекратил магическое воздействие, упав на поросшую мохом поверхность монолита. От усталости руки и ноги у него были как ватные; он настороженно ждал, не возникнет ли знакомая боль в спине, и вздохнул с облегчением, когда боль так и не появилась.

Вершина монолита была похожа на крепостной двор, окруженный зубчатыми сторожевыми башнями и разделенный глубокими и широкими рвами. Во рвах росли немногочисленные крохотные цветочки. В толстенных стенах «башен» виднелись черные провалы пещер. Некоторые пещеры были естественного происхождения, другие сделаны драконами, крушившими твердый базальт своими острыми когтями, точно песок. Пол в пещерах покрывал толстый слой старых костей, уже поросших лишайниками, — следами давнишних охот и пиршеств. Теперь здесь гнездились птицы — ястребы, коршуны, орлы; они внимательно следили за Эрагоном, сидя на выступах и камнях различной высоты, готовые в любой момент броситься на него, если почувствуют угрозу своему потомству.