Сесилия Дарт-Торнтон - Битва вечной ночи

— Ни одного малкина, — сказала Тахгил и, подтянувшись, сама вылезла из норы прежде, чем Вивиана успела добавить:

— По крайней мере настолько глупого, чтобы поужинать холщовым мешком.

Девушка оказалась на уходящем во мглу склоне холма. Наверху чернели на фоне щедро подслащенного звездами неба острые силуэты сосен. Далеко внизу отливала глянцем широкая лента — Воронья река, разделенная надвое широкими арками Черного моста.

Путницы находились все еще в Вороньей долине, но по другую сторону реки.

— Здесь оставаться опасно, — сказала Тахгил Вивиане, когда они под мышки вытащили Кейтри из каменного склепа. — Надо идти наверх. Наверняка Циннарин где-то там.

В голове у нее леденящим ветром пронеслось воспоминание о мрачном протяжном вое.

— Легче сказать, чем сделать, — проворчала Вивиана. — Лично я без еды далеко не уйду. Ах, мне бы фруктов. Ну Хоть одну сливу или виноградинку…

Кейтри застонала.

— Бери ее за лодыжки, — скомандовала Тахгил, приподнимая девочку за плечи.

Вдвоем они поволокли Кейтри вверх по склону, а вокруг полыхала черная, точно уголь, ночь. Ветер по-прежнему дул с юга.

Неуклюже ступая под тяжестью ноши, Тахгил и Вивиана карабкались наверх к линии сосен, обрамляющей гребень холма. Сразу же за деревьями, погруженными в непроглядную тьму, начиналась высокая изгородь, дикая и буйная. Образовывали ее заросли терновника, переплетающиеся так густо, что пролезть сквозь них не могли ни крупные лорральные звери, ни хоть сколько-нибудь существенная нежить. В ветвях гнездились пташки, обитала кое-какая колдовская мелочь — но и только. Плотные, разрастающиеся во все стороны колючие кустарники в клочья изодрали бы всякого, рискнувшего посягнуть на их крепостную стену. В давно минувшие дни за этой оградой располагалась вторая, сложенная из песчаника — а вместе они обегали по всему периметру дивные сады Циннарина. На границе с Лаллиллиром две изгороди — живая и каменная — заслоняли нежные посадки от резкого южного ветра и не пропускали в сады мортаду, рыщущих в долине мрачной реки.

Те же садовники, что некогда возводили эти укрепления, вырыли подземный ход и проделали в стене ворота. Однако обитые железом крепкие дубовые планки ворот давным-давно истерлись в пыль веков, сменившись все той же порослью терновника, так что теперь и гадать, где же находились двери прежде, было абсолютно немыслимо.

Разглядев сквозь сосны замаячившую изгородь, Тахгил с Вивианой мгновенно поняли ее предназначение.

— Я бы предпочла сразу оказаться на той стороне, — заявила фрейлина.

Разойдясь в разные стороны, они зашагали вдоль изгороди, выискивая хоть малейший просвет, брешь, крохотную щелочку, куда можно протиснуться. Но в глубине души обе прекрасно сознавали всю тщетность подобных надежд — так оно и оказалось.

Они снова сошлись рядом с Кейтри. Девочка с трудом села, прислонившись спиной к морщинистому сосновому стволу. Глаза ее были черны и пусты, точно погасшие лампы.

— Так и жду, что в любой миг вновь раздастся вой вышедших на охоту мортаду, — сказала Тахгил, — или загорятся злобные глаза малкинов. Вивиана, у тебя в мешке не осталось веревки? Я оставила всю внизу в подземелье — и что-то не очень хочется за ней туда возвращаться.

Фрейлина без единого слова вытащила моток пеньковой веревки, что пронесла у себя в заплечном мешке всю дорогу от заброшенной хижины Таврон-Кайден близ Призрачных Башен. Так же молча Вивиана следила и за тем, как Тахгил выбирает сосну и, накинув моток на плечо, карабкается наверх. Шершавую кору дерева испещряли глубокие трещины. Острые края впивались в кожу, рвали в кровь. Однако во всех остальных отношениях сосны оказались для усталых путниц настоящими благодетельницами. Опавшие иглы выстилали землю благоуханным ковром, на котором не росло ни крапивы, ни ядовитых трав, ни цепляющих за ноги кустарников. Широко раскинутые ветви начинались почти от самой земли, образуя удобную лестницу. Сами деревья буквально источали силу, благородство и жизненную энергию. А верхние темно-зеленые ветви раскинулись прямо над оградой заветного сада.

По расцарапанным щекам Тахгил текли капли крови. Локти тоже изрядно саднило. Подтянувшись на очередной сук, она смогла взглянуть поверх тонких веточек изгороди на Циннарин.

Воздух почти неуловимо посветлел. Где-то далеко-далеко — а быть может, то было всего лишь игрой воображения — пропел петух. За оградой Тахгил увидела простирающееся далеко на север колышущееся море листвы. Южный ветер ласково касался поверхности этого моря, и в тускнеющем свете звезд кое-где мелькали круглые и твердые плоды на длинных стебельках.

Тахгил привязала веревку к ветви, у самого ствола.

— Кейтри, — негромко позвала она, — мы идем в Циннарин. Возьмись за веревку. Мы тебе поможем. Еще одно усилие — а потом сможешь отдохнуть.

— Не могу, — простонала девочка, однако с реки донесся певучий вой мортаду, и она, с трудом встав на ноги, ухватилась за веревку. Ветви пружинили и качались под новым грузом, размахивая пучками длинных зеленых иголок. Кейтри ползла по длинной верхней ветке, медленно, дюйм за дюймом, а жесткая кора резала ей руки и ноги. Вот внизу показались копья ограды — даже в наряде нежно-зеленой листвы, в уборе только что завязавшихся ягодок они казались заметно жестче сосновой коры. Чем дальше отползала Кейтри от ствола, тем сильней нагибалась ветка даже под тяжестью столь тщедушного тельца. По счастью, девочка уже была по ту сторону изгороди. Еще мгновение — и с криком отчаяния и облегчения одновременно она полетела вниз, в сады Циннарина.

Спутницы принялись звать ее — и дождались ответа, но не того, которого ожидали. В двух шагах от них раздался вой и рык мортаду. Вивиана белкой взлетела на верхушку дерева. Они с Тахгил втянули веревку, и в тот же миг издали снова донесся петушиный крик. В предрассветном полусвете на поляну выбежала стая смертельных духов, жуткой помеси собаки и волка. Окружив дерево, на котором укрылись девушки, мортаду принялись зубами и когтями терзать нижние ветви. С жутких морд сверкали злобой горящие глаза, черная грива на шеях чудовищ стояла дыбом.

Не приходилось сомневаться — это не обычные смертные твари. Давным-давно девочка Ашалинда видела волков Эриса. Щенки возились друг с другом, а родители ласково вылизывали их длинными языками, розовыми, как новорожденные мышата. Подобно прямым и красивым, сильным и вольным соснам, волки тоже обладали благородством и жизненной энергией, неведомой гнусным неявным тварям.

Блекло-серые мортаду казались воплощениями злобы. Они словно сливались со своими тенями, составляли с ними одно неразрывное целое, перетекая из одного состояния в другое. Тахгил с Вивианой завороженно глядели вниз.