Сесилия Дарт-Торнтон - Битва вечной ночи

Узнав Принца-Ворона, Ашалинда потеряла Торна так же мгновенно, как обрела его перед тем. Возбуждение подхлестнуло ее дух, но увы! Все оказалось обманом, предательством. Девушка закрыла глаза, смутно надеясь, что Морраган не сумеет прочесть по ее лицу, что она чувствует, но сама сознавала, сколь тщетны эти надежды. Ее страдания были для него столь же открытой книгой, как томик, что лежал сейчас на письменном столе, В улыбке наследного принца сквозило презрение.

До этой встречи Ашалинда почти не помнила его лица — воспоминания о нем потонули, стерлись вместе с памятью о Воротах и прочими обрывочными воспоминаниями той поры. Теперь же, когда память вернулась к ней, бедняжку начала с новой силой терзать одна неотвязная мысль — еще один вопрос, настоятельно требующий ответа.

Дубовые панели чертога украшал изысканный лиственный узор. Высокие узкие окна начинались прямо от золотых и лазоревых плиток мраморного пола. Потолок был выложен разноцветным мрамором. Веерные своды цвели пышной резьбой, а между ними тянулись ряды лепных розеточек.

Вся мебель в комнате была сделана из благородного дуба: буфет с отделкой из слоновой кости, каштана, самшита и остролиста; расписной шифоньер; огромный обеденный стол, набор столиков поменьше, кресла, стулья, табуретки, ширмы, сундуки и тумбочки. На втором буфете, из красного дерева, с зеркальными и перламутровыми створками, стоял графин с вином. Изголовье обтянутой шелком кушетки вздымалось расходящимся веером самородного золота с серебряными прожилками. Тяжелые медные подсвечники поддерживали массивные восковые колонны, увенчанные язычками серебристого пламени.

Из вделанного в стену фонтанчика были струи прозрачной воды. Нити искрящегося хрусталя описывали грациозную дугу в воздухе и падали в мраморную чашу на полу, где разбивались на тысячи мелких сверкающих осколков. Поток медленно уносил их прочь, а на смену им падали новые струи. И так чиста была эта жидкость, что на белоснежном мраморе чаши не оставалось ни малейших следов, он сиял ярче солнечных лучей на лепестках цветущего боярышника. Перезвон капель сливался в единую прелестную мелодию.

Потолок столь необыкновенного чертога подпирало множество колонн, при ближайшем рассмотрении оказавшихся настоящими живыми дубами. Статные деревья широко простирали могучие ветви, одетые бронзово-медяной листвой.

Ашалинда с Кейтри брели меж стволов.

— Мне и в голову никогда не приходило, — медленно, с трудом произнесла Ашалинда. — Как странно. Должно быть, это побочный эффект гейса Геата Поэг на Дейданн — пробелы в воспоминаниях. Впервые встретившись с Торном, я не заметила сходства. Я не помнила ничего, в том числе и внешности Моррагана. Позднее я вспомнила многое, что случилось со мной до поцелуя гончей, что украл мою память в подземельях Призрачных Башен. Однако три аспекта моей прежней жизни по-прежнему словно тонули в тумане. Третье — месторасположение Ворот. Второе — почему я в последний миг предпочла покинуть Светлое королевство, отрекаясь от всего, что мне дорого, и обрекая себя в Эрисе на муки лангота. И первое — лицо Моррагана, Принца-Ворона. Когда я увидела его снова, увидела по-настоящему, а не сквозь завесу желания, этот туман развеялся. Но до того я успела перепутать Моррагана с другим и даже теперь не могу точно сформулировать, чем именно они отличаются друг от друга. Как двое государей столь различного происхождения и положения могут быть так похожи? Только по одной-единственной причине, которую я отгадала столь поздно, и причина эта заключается в том, что, — девушка поперхнулась, так трудно было ей выговорить роковые слова, — что они братья.

— Не может быть! — воскликнула Кейтри. — Принц-Ворон просто напустил на себя какие-то чары, чтобы мы поверили, будто видим пред собой его величество.

— Никаких чар. Не забывай, Светлые не умеют лгать. Я назвала его по имени, а он ответил: «Вот так-то». И, уверяю тебя, так оно и есть, Кейтри. Я узнала в нем Моррагана. Его лицо вновь вспомнилось мне таким, каким я увидела его впервые — в чертогах Кариконнора, под Хоббовой горой.

— Вы хотите сказать, что Король-Император — самозванец? Что он — не Джеймс из династии Д'Арманкортов?

— Много секретов утаила я от Торна, — продолжила девушка, говоря более сама с собой, нежели со своей юной подругой, — но ничуть не меньше утаил он от меня. Да, он самозванец. И за это я благодарю фортуну, но проклинаю судьбу. Ибо мой возлюбленный бессмертен. А значит, он жив, и я никогда не перестану любить его, ненавидя в то же самое время весь род Светлых, чья кровь бежит в его жилах. И мне прискорбно, что я все равно люблю его, даже узнав всю правду, узнав, что сделалась игрушкой в его игре. Король-Император Эриса, тот, кого я знала как Торна, на самом деле не кто иной, как старший брат Моррагана — Ангавар, Верховный король Светлых.

Слезы струились по ее прекрасному лицу стеклянными лентами.

— Не может быть! — повторила Кейтри. — Рождение его величества было должны образом засвидетельствовано, как рождение любого отпрыска королевской семьи.

— Я не могу даже гадать, как и когда была произведена подмена. Знаю только, что Светлые, когда захотят, способны практически на все, что угодно. Найдется очень мало того, что им не под силу.

Ашалинду с удвоенной силой охватило сознание того, что Торн жив, более того — что он никогда не умрет. Восторг и жалящая печаль схлестнулись в ее сердце, точно два мира, столкнувшихся средь космической пустоты.

Пленницы легли на кушетку и дружно рыдали, пока не выплакали все слезы.

Когда наконец сознание Ашалинды начало заволакиваться дымкой необоримого сна, девушка прошептала:

— Надеюсь, Виа сумела сбежать и с ней ничего не случилось.

Но веки Кейтри уже сомкнулись, длинные ресницы лежали не щеках двумя полукружьями темной киновари, а дыхание звучало еле слышно.

Время текло в Мглице совсем незаметно — край этот не ведал ни смены дня и ночи, ни различных времен года. Когда Ашалинда с Кейтри проснулись, в отведенном им чертоге ничего не изменилось, лишь на деревьях висели чудесные одеяния.

Для Кейтри было подготовлено нижнее платье оттенка яиц малиновки, верхнее из синего бархата с вышитыми на нем белыми соловьями, жемчужный пояс, плащ, отделанный роскошной парчой, и головной убор из серебристого шелка с венчиков ибисовых перьев, расшитых жемчугом. Для Ашалинды — платье из узорной парчи с узкими рукавами, спадавшими ниже запястий, и облегающее верхнее платье, сшитое из бархата цвета Летних морей, все разукрашенное золотом. Рукава этого верхнего платья были собраны пышными воланами у плеча. Также Ашалинду ждал черный бархатный плащ с золотистыми лилиями и атласной отделкой. Застегивать его полагалось специальной сапфирной застежкой. Довершали наряд браслет из драгоценных камней, искусно сработанный в виде венка из лилий пояс, головной убор из золотой проволочки и тонкая струящаяся вуаль.