Андрей Басирин - Тень Аламута

— Может, нападем ночью и всех перережем? — предложил Гуго, облизывая пальцы. Манеры у мальчишки были как у заправского барона… да он и стал бы бароном, повернись дело иначе.

— Перережем… — усмехнулся Рошан. — Ассасин во сне слышит, как у мышей шерсть растет. Думай еще, уважаемый.

Слово «уважаемый» применительно к Гуго звучало насмешкой. Мелисанда наморщила лоб. То, что она собиралась предложить, было опасно. Очень опасно. Но другие планы ей нравились еще меньше.

— Рошан, — медленно начала она, — и ты, Гуго… Обещайте, что никому не скажете.

— Клянусь зубами святой Варвары…

— Клясться не надо. Просто обещайте.

— Хорошо, обещаю.

— Обещаю, — поддержал гебр.

— Дело в том, что я знаю этот дом… ну ассасинский, очень хорошо. Когда мы ехали из Эдессы в Иерусалим, мы там останавливались. А у Исаака был сын, Иезекия. На год меня старше.

За окном сгущались сумерки. Дневная жара наконец отступила. Рошан сделал принцессе знак подождать, а сам встал и принялся возиться с жаровней. Вскоре под решеткой затрещало пламя, потянуло благовониями.

— Мы, — ну, то есть я, Алиса, Годьерна и Иезекия — частенько играли вместе. Отцу это не очень нравилось. Но мальчишка так смешно смущался. Мы ведь были принцессами и благородными дамами, а он — сыном купца. И еще он знал много интересного. В доме Исаака есть потайная комнатка. На случай войны или когда стража… Мы там играли… Частенько.

При этих словах Мелисанда почему-то залилась краской. Гуго страшно захотелось узнать, что за игры были у принцесс и отчего принцесса так смутилась. Но она тут же сама рассказала:

— Эта потайная комнатка — вроде колодца в стене. Жить там нельзя, а прятаться — можно. И еще, изнутри хорошо слышно, что происходит в спальне. А если постараться, то и видно. Иезекия шпионил оттуда за старшим братом. Ну когда тот со служанками… уединялся…

— И где находится вход в комнату? — пряча улыбку, спросил Фаррох.

— Их два. Один на крыше, другой — в шкафу кабинета. Там есть одна хитрость. Если ее не знать, двери ни за что не найдешь.

— Хорошо.

Гебр погрузился в молчание. Отсветы пламени бросали на его лицо изменчивые тени. Худой, обросший — сейчас он выглядел особенно устрашающе, и Мелисанда порадовалась, что Рошан на их стороне.

— Он большой, этот колодец? — спросил наконец Фаррох.

— Нет, сударь. Вы туда не пролезете. Исаак строил его с расчетом на себя.

Гебр поморщился:

— Не с моими костями лазить по крышам… Добрые люди дважды ломали мне хребет, оба раза неудачно. Нет, в тайник полезет твой друг.

— Я?! — поразился Гуго.

— Больше некому, Гуго, — подтвердила Мелисанда. — Я объясню, где находится вход и как его от крыть. Ты умеешь лазить по крышам?

— Конечно, — надулся оруженосец. — Я в Иерусалиме всё облазил. И по деревьям умею, и по скалам.

— Вот и отлично, — Фаррох задумчиво побарабанил по столу пальцами. Потом повернулся к оруженосцу: — Приходилось ли вам когда-нибудь убивать, юноша?

— Э-э… Нет.

— Жаль. Но всё когда-нибудь случается в первый раз.

Мелисанда хихикнула. Гебр продолжал:

— Пока я вижу план таким. Уважаемая Мелисанда торгуется с Габриэлем, заключая свой таинственный договор. — Из осторожности принцесса не сообщила гебру, в чем предмет соглашения. Рошан принял это как должное. — Сир Гуго сидит в колодце. Смотрит во все глаза, слушает во все уши. Если поймет, что случилась беда, подает знак.

— Какой знак?

— Я дам тебе голубя. Ты его выпустишь, когда дела пойдут плохо.

— Ладно. А что потом, Рошан?

— Потом… Слушай, какой любопытный! Дальше все ассасины сбегутся во двор. Как, почему — это моя забота. Охранять принцессу останется лишь один. Справиться с ним — твоя забота. Когда принцесса окажется в тайнике, ждите. Я приду за вами. Если не приду после ночной молитвы, выбирайтесь сами.

— А не лучше ли бежать сразу? Ну, под шумок?

— Не лучше. А не лучше вот почему…

Дело пошло. Заговорщики в деталях обсудили все пункты плана. Мелочей не было. От любой ерунды могла зависеть жизнь принцессы… Да что там — жизни всех троих. Мелисанду тревожило то, что слишком многое зависело от случайностей. От храбрости и решительности Гуго (в нем принцесса сомневалась), от самоотверженности Рошана, от расхлябанности ассасинов.

И всё-таки это был план. Принцесса действовала, а не заливалась слезами, дрожа при мысли о ночных убийцах.

— Рошан, — вдруг спросил Гуго, — а ответьте на такой вопрос…

— Говори, юноша.

— Вы знаете ассасинов. А отчего они такие?.. Ну… я имею в виду, сарацины вообще-то все подлые. Но у магометан хотя бы какая-то честь имеется.

Фаррох усмехнулся. Подлые… Хасан и Керим, Балак и Усама. Люди чести, люди закона — у них многому можно было научиться. Как всё-таки мало франки знают о тех, с кем воюют.

— А вот ассасины, — взахлеб продолжал Гуго, — законченные мерзавцы. Ничего святого! Могут клятву нарушить, от веры своей прилюдно отказаться. Убивают из-за угла. Почему так?

— А почему по утрам всходит солнце, а козы едят траву? Я думаю вот что. Бог ассасинов расплывчат. По словам батинитов, он ни существующий, ни несуществующий, ни знающий, ни незнающий, ни всемогущий, ни бессильный. Кто знает, что ему по нраву? Если нет образа бога, грань между хорошим и плохим становится очень зыбкой. Нужно быть очень чистым человеком, чтобы ее увидеть.

— Вот оно как… — протянул Гуго. — Ясно.

Ему действительно всё стало ясно. Изображения Христа и Марии сопровождали его с самого детства. Даже Духа Святого он представлял себе в виде голубя-переростка. Когда родители говорили, что Господь следит за Гуго, где бы тот ни был, мальчишка воображал себе строгого старика с кустистыми бровями. Старик прятался в кустах крушины, заглядывал в ночное окно. Даже ночью Гуго чувствовал его незримое присутствие. Выходит, за ассасинами в детстве никто не следил… Счастливчики!

— Пойдем спать, — предложил оруженосец. — Болбочем о разном, а завтра вставать рано.

И со значением посмотрел на Мелисанду. Та притворилась, что не замечает его взгляда:

— Хорошо, пойдем. Мои покои справа. Ты же, Гуго, можешь выбрать любую комнату на левой стороне, кроме первой.

— А почему не первую?

— Там живет магистр храмовников.

— Понятно, — мальчишка погрустнел. — Спокойной ночи, Ваше Высочество. И вам доброго сна, сударь.

Рошан же остался в трапезной. На то было несколько причин. Во-первых, никому из нежеланных гостей не удалось бы прокрасться мимо двери незамеченным. Во-вторых, горячая похлебка не давала ему покоя. Кто-то же ее приготовил? Вдруг неведомый повар вернется ночью?

В шестнадцать лет всегда хочется быть самым-самым. Неважно в чем. Стать лучшим бойцом, рыцарем, бароном. Загрести под себя пол-Сирии. К тридцати двум это желание никуда не девается, просто человек реальнее относится к своим возможностям. Начинает понимать, как ему добиться своего.