Робин Хобб - Безумный корабль

– Такое для меня более приемлемо, – согласилась Альтия. Правда, насупленные брови говорили о том, что до конца она в это так и не поверила. Она вдруг спросила: – Но почему люди не могут любить друг друга и при всем том оставаться свободными?

Янтарь потерла утомленные работой глаза. Потом задумчиво потянула висевшую в ухе серьгу.

– И такое бывает, – произнесла она с сожалением. – Правда, такая любовь обычно дается труднее всего… – Она подбирала и нанизывала слова так же тщательно, как перед этим – бусины. – Чтобы любить человека подобным образом, надо прежде всего признать, что его жизнь так же важна, как и твоя. Это нелегко. Еще тяжелее уяснить, что у него, может быть, имеются нужды, которые ты не можешь удовлетворить. И что у вас обоих могут найтись дела, которые приведут к долгой разлуке. Тут тебе и одиночество, и сомнения, и неутоленная страсть…

– Но почему любовь непременно «дается», «стоит», «обходится»? Почему, где любовь – там долг и необходимость? Почему люди не могут любить подобно мотылькам, которые встречаются солнечным утром и расстаются, когда до вечера еще далеко?

– Да потому, что они люди, а не мотыльки. Притворяться, будто люди могут встречаться и любить, а потом расставаться без последствий и сожалений, – это еще фальшивей, чем для тебя играть роль правильной купеческой дочки. – Янтарь отложила ожерелье и прямо посмотрела Альтии в глаза, а потом заговорила без обиняков: – Не пытайся убедить себя, что сможешь побывать в постели с Грэйгом Тенирой и после этого распрощаться с ним, не унизив ни его, ни себя. Ты только рассуждала о любви, не связанной с долгом и необходимостью. Так вот, удовлетворение телесной нужды без любви – та же кража. Если тебе требуется именно это, найми платного любовника. Но не кради это у Грэйга Тениры под предлогом «свободы». Я теперь слишком хорошо знаю его. С ним такое не пройдет.

Альтия снова сложила на груди руки:

– У меня и в мыслях ничего подобного не было!

– Было, не отпирайся. – Янтарь снова склонилась над бусами. – Мы все порой над этим задумываемся. Только правильней оно от этого не становится. – Она перевернула ожерелье и затеяла новую серию узелков. Молчание длилось, и она добавила: – Когда с кем-то ложишься, это всегда накладывает обязательства. Иногда вы оба обязываетесь вместе делать вид, будто не придаете значения случившемуся…-И Альтия снова встретила взгляд ее необычно окрашенных глаз. – Порою же ты даешь обязательство только себе самому. В то время как другая сторона или не знает о нем, или с ним соглашается.

«Брэшен!» Подумав о нем, Альтия заерзала на стуле, ставшем вдруг неуютным. Ну почему он всегда вспоминался ей в самый неподходящий момент? Иной раз она уже готова была решить, будто совсем искоренила его из свой памяти, и тут как тут наплывали картины той нечаянной близости. Она всегда сердилась, вспоминая о ней, но уверенности, что сердится она именно на Брэшена, больше не было. Нет, лучше совсем не думать, не вспоминать. Это перевернутая страница. Часть ее жизни, которая завершена и не возвратится. Она там, за спиной. Все. И оглядываться на нее незачем.

– Любовь – это не просто уверенность в другом человеке. Мало знать, чем он готов поступиться ради тебя. Надо еще разобраться, чем готова пожертвовать ты. И без этого не обойтись: каждый хоть в чем-нибудь, да уступает. Люди расстаются каждый со своей личной мечтой, чтобы обрести одну общую. Да, бывают свадьбы, где женщине приходится отказаться почти от всего, к чему она когда-то стремилась… Кстати, не всегда именно женщине. И такая жертва отнюдь не постыдна. Это просто любовь. Если ты считаешь, что твой партнер этого достоин, все происходит как-то само собой.

Некоторое время Альтия молча раздумывала. Потом вдруг облокотилась на верстак и спросила резчицу:

– Значит, ты полагаешь, что если я пойду за Грэйга, то переменю свою жизненную позицию?

Янтарь ответила философски:

– Кому-то из вас все равно придется ее поменять…

Брэшен снова выглянул в коридор. Куда подевалась девочка? Она что, собиралась держать его здесь одного до тех пор, пока не вернется гонец и не приведет ее мать? Ожидание всегда оказывалось для Брэшена испытанием не из легких. Что ж, зато нынче ему светила возможность свидеться с Альтией, и это грело сердце. Жаль только, он не прихватил с собой ни крупинки циндина, неплохо помогавшего убивать время. Он, однако, решительно оставил весь свой запас на борту «Кануна весны», отлично зная, что Альтии не по сердцу этот мелкий порок. Ну и нечего ей думать, будто он докатился уже до необходимости повсюду таскать зелье с собой. В ее глазах это и без того грех.

Что до него, то грехи и мелкие грешки Альтии он знал наперечет. И давно привык с ними считаться. Не зря все-таки они с ней годами плавали на одном корабле. И вообще – ему было плевать на ее недостатки. Последнее время он только и думал о ней. И это значило куда больше, чем та их давняя любовная встреча. Давняя и единственная. Тем более – та ночь означала для него всего лишь признание того, что он и так чувствовал. Он ведь несколько лет видел ее почти каждый день. Они вместе пили и ели, предавались нехитрым моряцким развлечениям, работали и чинили паруса. И она никогда не обращалась с ним как с изгнанным из дому наследником торговой семьи. Для нее он был уважаемый и авторитетный старший помощник, второе лицо после капитана на корабле, человек, обладающий ценными познаниями и способный очень здорово командовать людьми. А он? Для него она была женщиной, разговоры с которой отнюдь не сводились к комплиментам по поводу ее нового платья или чарующих глаз, похожих на звезды. С ней можно было на равных говорить о чем угодно. Часто ли такое встречается?

Подойдя к окну, Брэшен принялся рассматривать подъездную дорожку. Легкие шаги за спиной заставили его оглянуться. Малта. Если Альтия говорила о ней правду, девчонка была чуток избалована. Придется с этим считаться…

Их глаза встретились. Она смотрела на него с серьезной улыбкой. «Еще новая личина… Сколько же их у нее?»

– Я послала гонца, как ты и предлагал. Может быть, ты не откажешься от чашечки кофе с булочками, оставшимися от завтрака?

Теперь в ее голосе звучали интонации безукоризненно воспитанной маленькой домохозяйки, вежливо принимающей гостя. Это заставило Брэшена, в свою очередь, вспомнить о светских манерах.

– Благодарствую, – поклонился он. – Почту за честь.

Она жестом пригласила его пройти по коридору и, к немалому удивлению моряка, взяла его под руку. Она еле-еле доставала макушкой ему до плеча. Его обоняние уловило запах духов: какой-то цветочный аромат. Фиалки?… Она успела надушить волосы. Ведя его по коридору, она бросила на него косой взгляд из-под ресниц, и Брэшен живо расстался с тем первым впечатлением, которое составил было о ней. Во имя животворящего дыхания Са! Как же быстро все-таки растет малышня! Кажется, только что она играла с маленькой Дейлой…