Робин Хобб - Безумный корабль

Присутствие Этты было менее заметно, но властью она пользовалась, похоже, не меньшей. Она не предупреждала о своем приближении, как Соркор, раскатами могучего баса. Она говорила и приказывала тихо, но все ее пожелания исполнялись с удивительным тщанием, а уж если она произносила слово похвалы, матросня так и сияла. Уинтроу исподтишка наблюдал за ней, без конца ожидая жалящих насмешек. Уж он-то знал, что язык у нее, как бритва! Ему так часто доводилось на собственной шкуре испытывать его остроту, что он успел решить – таково, видно, ее повседневное поведение. Ан нет! Выяснилось, что в ней дремал немалый талант обаяния и убеждения. А еще Уинтроу обратил внимание, как ловко и последовательно она гнула свою линию, притом умудряясь никоим образом не действовать через голову Соркора. Когда же старпом и женщина капитана сходились где-нибудь вместе, они действовали как этакие друзья-соперники. Это интриговало и озадачивало Уинтроу. Ибо Кеннит был тем, что одновременно связывало их друг с другом и заставляло соперничать.

И как только удавалось одному человеку внушать таким разным людям подобную преданность и любовь?… Помнится, в монастыре часто повторяли одну старую пословицу: «Са всякое орудие по руке». Так, в частности, говорили, когда какой-нибудь захудалый послушник вдруг процветал неожиданными талантами. Ведь, в конце концов, всякое творение Са обладало хоть каким-то смыслом существования, вот только люди в силу своего несовершенства не всегда могли постичь этот смысл. Так, может статься, Кеннит вправду был орудием Са, да к тому же сам это осознавал?… А что? Куда более странные вещи на свете случались. Правда, Уинтроу что-то их припомнить не мог…

Мальчик постучал в одну из свежевыправленных дверей. Потом откинул щеколду и вошел. В иллюминатор лился солнечный свет, но тем не менее каюта казалась тесной и темной.

– Открыл бы ты окно, – вслух сказал он в темноту. – Хоть свежим воздухом подышал бы.

И поставил поднос, который держал в руках.

– Дверь закрой, – угрюмо буркнул отец. Спустил ноги на пол, потянулся и встал. На смятой постели остался отпечаток его тела. – Ну и что ты мне на сей раз приволок? Пирожки из опилок, начиненные короедами?

Зло посмотрев на дверь, все еще стоявшую приоткрытой, он одним широким шагом пересек маленькую каюту и захлопнул ее.

Уинтроу ответил ровным голосом:

– Луковый суп с репой и пшеничные хлебцы. То же самое, что сегодня ест вся команда.

Кайл Хэвен ответил мрачным ворчанием. Не садясь, взял в руки миску с супом и ткнул в нее пальцем.

– Все остыло! – проговорил он с обидой. И выпил суп прямо из миски. Уинтроу видел, как двигался заросший щетиной кадык отца. Оставалось только гадать, когда он последний раз брился. Вот он поставил миску обратно и вытер рот тыльной стороной кисти. Поймал взгляд сына и зло оскалился: – Чем недоволен? Меня держат здесь, точно пса в конуре, а ты от меня изысканных манер ждешь?

– Стражи у дверей больше нет, – ответил Уинтроу. – Несколько дней назад я попросил, чтобы тебе разрешили выйти на палубу. Кеннит сказал – пожалуйста, но только чтобы я был рядом с тобой и нес всю ответственность. Тогда ты сам решил продолжать сидеть здесь, точно в тюремной камере…

– Жалко, зеркала здесь нет, – проговорил бывший капитан. – Вот бы посмотреться: неужели я вправду выгляжу таким идиотом, за какого ты меня держишь? – Взяв хлебец, Кайл вытер им миску и отправил хлеб в рот. – А тебе бы понравились прогулки со мной, – сказал он с набитым ртом. – Ты бы трусил по палубе за мной по пятам, а потом разыграл ужасное удивление, когда какой-нибудь ублюдок засадил бы мне нож под ребра. Вот тогда-то ты раз и навсегда избавился бы от меня, верно? Только не воображай, будто я не понимаю, что ты именно этого хочешь! Ведь именно ради этого ты вообще все затеял! Вот только самому дело до конца довести – кишка тонка. О нет, это не для нашего мальчика в юбках! Он у нас смиренно молится Са, закатывает свои большие карие глазки… и устраивает так, чтобы за него грязную работу делал кто-то другой… А что это в кружке?

– Чай. Кстати, если бы я так уж хотел избавиться от тебя, мне не составило бы труда его отравить…

И Уинтроу с удивлением расслышал в собственном голосе нотку бессердечной насмешки.

Рука отца замерла, не донеся кружку до рта. Потом Кайл хрипло расхохотался, точно залаял.

– Нет, ты не отравил бы. Ты не таков. Ты бы подстроил, чтобы это сделал кто-то другой, и тогда, напоив меня отравой, ты оказался бы как всегда ни при чем. А потом приполз бы назад к мамочке, и, конечно, она поверила бы тебе и отпустила назад в монастырь…

Уинтроу до боли сжал губы. «Я имею дело с сумасшедшим, – напомнил он себе строго. – Сколько с ним ни разговаривай, сколько ни убеждай, достучаться до его разума не удастся. Потому что в голове у него все вверх ногами. И только Са Всемогущий сумеет его исцелить. В тот срок, который сам же предначертает…»

Только так ему удавалось сохранять кое-какое терпение. Он подошел к иллюминатору и открыл его, стараясь, чтобы это не выглядело как нарочитое переченье отцу.

– Закрой! – тотчас зарычал Кайл. – Неужели ты думаешь, будто мне охота дышать вонью этого засранного городишки?

– Снаружи, – возразил Уинтроу, – пахнет ничуть не хуже, чем здесь. Ты же очень давно не мылся.

И он отошел от иллюминатора. Под ногами у него оказалась его собственная лежанка, на которой он очень редко ночевал, и небольшой сверток одежды, составлявшей все его имущество. Считалось, что он проживает в одной каюте с отцом. На самом деле он почти каждую ночь проводил на баке, подле Проказницы, хотя там тоже было не слишком уютно. Близость носового изваяния не давала ему отделаться от мыслей Проказницы, равно как и от снов Кеннита, ощущавшихся сквозь нее.

Но все лучше, чем общество отца, гневавшегося и рычавшего по поводу и без повода.

– Он что, за нас выкуп хочет потребовать? – неожиданно спросил Кайл Хэвен. – А ведь и вправду, хорошие деньги может выручить. Кое-что наскребет твоя мать, да и остальные старинные семьи, надо думать, помогут, чтобы заполучить обратно живой корабль. Знает он это, твой дружок-капитан? Что за нас неплохой бакшиш можно получить? Расскажи ему, если не знает. Или, может, он им уже весточку с требованием передал?

Уинтроу только вздохнул. В который раз уже отец заводил этот разговор. И мальчик ответил без обиняков, надеясь про себя, что малоприятное выяснение удастся свернуть:

– Отец, он вовсе не собирается возвращать корабль за выкуп. Он его себе хочет оставить. А это значит, что и мне в любом случае придется остаться. Что он намерен делать дальше – я не знаю. Я его спрашивал, но он не пожелал отвечать. А сердить его я не хочу.