Михаил Успенский - Там, где нас нет

– Вот видишь, он то же подумал! – сказал Жихарь.

– Для проверки применяется собачья кровь. Она у меня всегда с собой в тыкве-горлянке. Но не успел я извлечь из тыквы пробку, как все войско, словно по приказу Полководца Южного Дворцового Крыла, вскочило на коней и помчалось прочь, образовав при этом боевой порядок, именуемый «Два берега у одной реки»… Так я и не узнал того, что хотел. Может быть, призраки почуяли губительную для них жидкость, а может быть, молодые люди убоялись сурового отцовского наказания и бросили беспомощных престарелых родителей на произвол судьбы. Я непременно составлю об этом возмутительном случае докладную на имя Сына Неба, и он прикажет разрезать негодяев на тысячу кусочков в течение трех месяцев…

Жихарь и Яр-Тур тоже никогда не узнали – то ли они попались в очередной обман, то ли и вправду стали прародителями двух великих народов.

– Да, сэр Джихар, не успели мы и оглянуться, а сыновья наши ушли в бой за свои державы, – вздохнул Яр-Тур.

Он и сам как-то мгновенно переменился: приобрел и королевскую стать, и властный волос, и борода погустела, и глаза начали то и дело метать молнии, и доспехи, убогие и залатанные, заблистали серебром и золотом. Такому герою зазорно метаться по свету в поисках неведомо чего, ему лишь на престоле восседать и движением руки приводить в трепет сопредельные племена. А Жихарь остался самим собой:

– Разве о таком народе я мечтал, разве такую страну искал?

– Каков же ваш народ, сэр брат, и какова страна?

– Нетрудно сказать. Молодые у нас все как один добрые, а девицы – красные, мужи – доблестные, жены – верные, старцы – премудрые, старушки – сердобольные, дали – неоглядные, леса – непроходимые, дороги – прямоезжие, города – неприступные, нивы – хлебородные, реки – плавные, озера – бездонные, моря – синие, рыбки – золотые, силы – могучие, брови – соболиные, шеи – лебединые, птицы – вольные, звери – хищные, кони – быстрые, бунтари – пламенные, жеребцы – племенные, зерна – семенные, власти – временные, дела – правые, доходы – левые, уста – сахарные, глаза – зоркие, волки – сытые, овцы – целые… Да что говорить, все равно не поймешь…

– Осмелюсь заметить, что уважаемый Жи Хан весьма точно описывает времена правления Желтого Государя, когда вся Поднебесная благоденствовала и процветала, – обозначил себя Лю Седьмой.

С богатыря все грезы мигом слетели. Он приподнял Бедного Монаха над землей.

– Скажи, дяденька, мы тебе разрешали над нами колдовать?

– Бедный Монах не имел времени объяснить уважаемым…

– Оставьте его, сэр Джихар, – вмешался Принц. – Еще неведомо, как бы обернулось дело без него. Не забудьте и то, что именно он отнял у нахального юнца золотую ложку.

Жихарь вернул чайнеца на землю.

– Готов сопровождать уважаемых до любых пределов земли, – предложил Лю Седьмой. – Умею гадать на черепашьем панцире, вырезать из бумаги людей и зверей, не говоря уже об отвлеченных понятиях. Буду требовать, чтобы в попавшихся нам на пути городах и селах уважаемым подносили для питья кровь белого лебедя, а для омовения ног – коровье и лошадиное молоко… Знаю также все придворные церемониалы и свойства трав…

Богатырь вспомнил о дальнейшем пешем пути и загрустил.

Над поляной выл холодный ветер, натягивал темные тучи, сулившие первый снег. Бесполезные телеги выставили оглобли в разные стороны.

«Вот в наказание запряжем косоглазого – и пусть тащит!» – подумал Жихарь, но сразу же другая, чудесная дума осенила его.

Если из двух телег собрать одну, но не простую, а такую, у которой задние колеса много больше передних, она ведь станет катиться сама собой, как бы с горки! И не надо никаких чар и заклинаний! И как это люди по темноте своей до такого сами не додумались, коней томили?

«Безмозглые!» – подумал Жихарь про всех, кроме себя.

Драбаданские телеги были, по счастью, разной величины. Богатырь без труда поменял колеса на двух телегах по своему замыслу и отошел в сторонку, но недалеко: вдруг покатится так быстро, что и не догонишь?

Яр-Тур и Бедный Монах наблюдали за его делами с интересом, но без всякого понимания в глазах. Да и куда им?

Преображенная телега с места не трогалась.

«Первотолчок нужен!» – догадался Жихарь и сильно, обеими руками двинул повозку вперед.

Да, обычному человеку так не толкнуть, докатилась чудесная телега почти до деревьев и остановилась.

Будимир первым понял, в чем дело, он захлопал крыльями и глумливо закукарекал.

Тут и Яр-Тур с новым знакомцем догадались, что Жихарь посягнул на вечное движение. Они обменялись ядовитыми улыбками, а потом, не удержавшись, рухнули на землю.

– Говорят, что шмелю не изменить куколки, юэской курице не высидеть гусиного яйца – это по силам лишь наседке из Лу! – выкрикнул Бедный Монах и снова забился в припадке веселья.

Богатырь оставил телегу и пошел на спутников, потрясая сжатыми кулаками, но не дошел.

«А ваджра-то на что?» – вспомнил он и вернулся на место, заметив скупо и холодно:

– Дуракам половину работы не кажут! Но все равно провозился с повозкой до полудня, покуда не догадался использовать золотую ложку в качестве шкворня.

Телега покорно завращала колесами и вдруг рванула с места – еле успел задержать и вытащить ваджру.

Насмешники прикусили языки.

– Так-то! – сказал Жихарь.

– Я читал, что Ле Защита Разбойников проделывал нечто подобное с бумажной колесницей, – сказал Бедный Монах. – Но чтобы подчинить себе дерево…

Воистину Жи Хан незаметно для себя овладел всеми путями Дзынь и способен покорить восемь сторон света!

– Ладно, что про дерево напомнил, – молвил Жихарь. – Нарубили бы уж давно дров, пока я тут пластаюсь, да костерок развели – околеем ведь. Вон пенек торчит…

Лю Седьмой услужливо достал из рукава причудливого вида бронзовый топорик и поспешил к указанному пню.

Пронзительный вопль потряс деревья. Жихарь и Яр-Тур мигом оказались возле пня, готовые к любому нападению. Бедный Монах виновато разводил руками.

– А-а, – вспомнил Жихарь. – Колдуны же одного своего в пенек обратили – было такое?

Он достал золотую ложку и коснулся середины пня. Богатырская рука подлетела вверх, поскольку и сам пенек вырос и предстал высоким смуглым человеком, горбоносым и в черном плаще.

Человек сделал шаг вперед и сморщился, припав на раненную топором ногу, а потом неожиданно запел, да такую скверную песню:

Бездна бездну призывает, Рот широко разевает, А когда разинет рот, Похваляючись, поет: