Гай Орловский - Ричард де Амальфи

Он приободрился:

— Ну я о чем и говорю!

— Ладно, — сказал я, — Мне надо сперва с замком и местным народом разобраться. А потом подумаем, что дальше.

Он не уходит, смотрит пытливо, ожидая указаний, я задумался, что же я не сделал срочного, что упустил из виду, старый начальник стражи ждет, лицо бесстрастное, темные, как чернослив, глаза смотрят с ожиданием, усы пока что как у Петра Первого, в стороны, кончики кверху. Разве что не распушил, как первый наш император, а закрутил, сделал кончики острыми, как шильца.

Ага, мелькнула мысль, после того как я отпустил Сигизмунда, возникла проблема с оруженосцем. Дело не только в том, что рыцарю положено иметь оруженосца по рангу и по статусу, как офицеру — денщика, а затем — ординарца, но в самом деле часть бытовых проблем нужно спихивать на помощников. К тому же быть оруженосцем почетно: абитуриент обучается навыкам рыцарского умения, перенимает приемы, в конце концов и сам удостаивается высокого рыцарского звания.

Оруженосцами обычно становятся младшие отпрыски голубых кровей, рыцарские семьи суетятся, стараясь пристроить чадо повыше в услужение, но в моем случае глупо рассчитывать, что ко мне пришлют что-то достойное. С другой стороны, это и к счастью: я не обременен старыми связями с местными феодалами, что обязывают оказывать обременительные услуги.

— Вот что, Гунтер, — сказал я солидно, словно только что вспомнив, — подыщи крепкого и смышленого парня мне в оруженосцы!

Гунтер помедлил, прежде чем ответить:

— Сэр Ричард, не урон ли вашему званию, если у вас оруженосцем будет простолюдин?

— Мы все произошли от одной обезьяны, — ответил я привычно и добавил поспешно: — И от Адама, как говорит Святая Церковь.

Он переспросил в некотором замешательстве:

— От Адама и обезьяны?

— Ну, — сказал я в затруднении, — ведь сказано же в Писании, что после убийства Каином Авеля их папа, загоревавший Адам, сто тридцать лет не возложился… не возлегался на ложе к Еве. Есть различные толкования насчет этих ста тридцати лет, есть довольно… гм… хорошо разработанные сюжеты, в том числе в живописи и литературе… а также в анекдотах. К тому же история возникновения СПИДа от чересчур интимного контакта с обезьянами… словом, это не совсем наше дело, ты согласен?..

Судя по его лицу, согласен, еще как согласен, тем более что ничего не понял.

— Да, — ответил он поспешно, — тем более что отец Ульфилла о таком не говорил…

— У отца Ульфиллы не переспрашивай, — строго сказал я. — Он не все знает, а тыкать незнанием такого толстого человека нехорошо.

— Да, ваша милость. Осмелюсь заметить, что у всех рыцарей в оруженосцах — сыновья баронов, графов, виконтов…

— Перекрестное опыление, — отмахнулся я. — Берут ничтожного сопляка в обмен на то, что пристраивают своего! Знаем эти штучки, проходили. К счастью, я никому ничем не обязан. Мне можно подобрать настоящего воина, которого со временем можно возвести в рыцарское звание.

Он спросил нерешительно:

— Может быть, возьмете Ульмана и Тюрингема? Ну зачем мне оруженосцы? Я так все сам делаю…

— Тебе положено, — отрубил я. — Ага, и вот еще… Ночное нападение показало, что защитная магия замка исчезла. Во всяком случае, так говорит наш маг Рихтер. Так что у нас одна надежда, на лучников.

Он выпрямил грудь, усы воинственно приподнялись, в темных глазах вспыхнул воинственный огонь.

— Одна?

— Так говорят, — отмахнулся я. — Словом, это наша не единственная надежда, но — основная.

Он слушал очень внимательно, брови сдвинул к переносице, отчего глаза стали совсем черными, солнце искрится на кончиках усов, как на отточенных лезвиях крошечных ножей, иногда произносил «да, ваша милость», «сделаем, ваша милость», а когда вспоминал, что отныне он тоже рыцарь, с трудом говорил «да, сэр Ричард» и замирал, ужасаясь своей смелости.

— Пока нападающие, — продолжал я, — будут бежать к порогам по единственному мосту, их надо перестрелять, как баранов. Добежавших — перебить, когда начнут выбивать ворота. Тоже стрелами!

Он похлопал по эфесу меча:

— Ваша милость пожаловали мне такой клинок… и такие доспехи! Да пусть сунутся.

Я вздохнул:

— Знаешь, Гунтер, скажу тебе честно, я не был воином и своих землях, так что вовсе не рвусь в сечу. Если можно побить издали, лучше всего крылатыми ракетами, я это сделаю. Что может быть красивее, когда лучники красиво расстреляют стадо железных дураков?..

Он посмотрел на меня испытующе:

— Я понимаю, ваша милость.

Я переспросил подозрительно:

— В самом деле? А то мне уже чудится, что здесь одни блондины.

— Понимаю, — ответил он почтительно, — почему не любите сечи. Почему уже не любите! Они для вас в прошлом, как у всякого полководца. Глупо тому в бой, кто мановением руки двигал в сечу тысячи рыцарей… Будет сделано, ваша милость! Только насчет защиты вы зря. Рихтер пояснил, что исчезла магическая защита внутри замка, но по мосту пройдут только по вашему слову!

Я сказал строго, стараясь не выдать некоторого облегчения:

— Хорошая новость, но знаю по опыту: любую защиту взламывают нехорошие гады. Так что будь готов отразить нападение простыми надежными способами. Иди, выполняй!

Скобы внутри башни поскрипывают под мои весом, прогибаются, как резиновые, даже повизгивают. Надо бы укрепить, здесь народ помельче, а подо мной могут обломиться. Да и вообще гарантийный срок давно истек, Рихтер признавался, что много лет не покидал свой уютный кабинет. Можно сказать, апартаменты. Даже пентхауз, если учесть, что поселился на самой верхотуре.

Голова уперлась в ляду, приподнял, в ноздри шибанул резкий запах трав и горелой коры. Все же так пахнет мышами, это зверье с поперечных балок свисает плотными гроздьями. В подобных серых узелках, покрытых пылью, старушки хранят сушеные ягоды и целебные корешки.

С десяток мышек спят вниз головами, зацепившись коготками за щели и неровности стены. Все пространство заставлено, на широких сундуках сундуки поменьше, на них ларцы и горы старинных фолиантов.

Одна из мышек раскрыла сонные глазки, но, признав своего, сладко зевнула красным вампирским ротиком.

Рихтер сидит спиной ко мне, худой, сильно сгорбленный, несмотря на толстый халат с гордо раздвинутыми, как у кавказского чабана, плечами. Из-под широкополой шляпы поблескивают серебристые волосы.

На скрип половиц маг оглянулся, косматые снежно-белые брови взлетели на середину лба. Седые волосы грязными сосульками ниспадают на грудь, но лицо розовое, как у младенца, хоть и видно, что стар, очень стар.

— Ваша милость! — воскликнул он, вскакивая. — Сэр Ричард!

Он поспешно сдернул шляпу, я вскинул руку:

— Не вставай, не вставай. Да, вот такая у меня причуда, чтоб люди, намного старше меня, не вставали… Ладно, простолюдины пусть, а вот творческая интеллигенция — не надо. А то к соседним феодалам сбегут. Да и шляпу снимать не надо, это же не просто шляпа, а некий знак принадлежности к гильдии? Как у адмирала кортик, у панка ирокез, а у политика длинный язык? Словом, привет труженику науки от работника меча и топора. Как продвигаются работы над эликсиром молодости?