Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — властелин трех замков

Потом я очнулся от короткого сна, и сразу же взгляд уперся в ту странную башню, теперь абсолютно черную, мрачную, зловещую. Небо уже синее, облака все такие же веселые, чистенькие, белые барашки, а башня — черная.. Впрочем, солнце с той стороны, и все же я зябко передернул плечами, снова заснул, но и сквозь сон слышал голоса Альдера и Ревеля, иногда вступал в разговор и Клотар, а когда перебрали все, что знали и слышали, а заснуть от возбуждения не могли, начали рассказывать вообще такую хрень, что у меня голова пошла кругом, наконец заснул уже крепче… и почти сразу, как мне показалось, услышал глухое предостерегающее рычание пса. Оттолкнув Санегерийю, вынырнул из сладких объятий, сердце колотится как бешеное. Солнце уже поднялось над горизонтом, наши кони на прежнем месте под раскидистыми ветвями, все еще распряжены, тишина, и в этой тишине я услышал далекий стук копыт.

Я поднялся, протирая глаза, сообразил запоздало, что скачут чужие кони, а где кони, там и всадники. Брат Кадфаэль, что спал рядом со мной, проснулся на минуту позже меня, однако вскочил моментально, длинный посох в руках в оборонительной позе.

— А в монастыре Шао-Линя не упражнялся? — проворчал я. — Жаль, пригодилось бы больше, чем…

Клотар, Альдер и Ревель взялись за рукояти мечей и чуть разошлись в стороны, чтобы не мешать друг другу и в то же время прикрывать спины.

В нашу сторону несутся на быстрых легких конях семеро. Все в хорошо подогнанных кожаных латах, только передний в стальном панцире, больше похожем на кирасу, в шлеме с длинными перьями. Я метнулся в кусты и принялся торопливо надевать через голову перевязь с мечом, оглянулся на мешок, где лук Арианта, увы, не успеваю…

Всадники остановились, горяча коней, те ржали и вскидывали головы. Брат Кадфаэль сделал шаг навстречу.

— Приветствую вас, братья! Если вам нужен отдых… Всадник в кирасе прервал грубо:

— Нам нужен Ричард.

— Зачем? — спросил Кадфаэль.

— Думаю, на этом дереве свободная найдется ветка. Кадфаэль спросил наивно:

— Зачем?

Всадники захохотали. Человек в кирасе гаркнул:

— Повесить, дурак!

— За что?

— Он оскорбил моего сюзерена, — высокомерно объяснил рыцарь. — Если бы нанес оскорбление по-рыцарски, я бы зарубил вашего Ричарда в поединке. Но он оскорбил как простолюдин, так что мы его просто повесим.

Я стиснул кулаки, ну что делать с этим дурацким рыцарством, когда вот так преданный дурак несется сломя голову смывать позор с имени своего сюзерена? В таверне все окончилось довольно мирно, граф даже своих выводил показать, что у него никто не хромает, он еще бесился, что его людей кто-то нанял за его спиной, это оскорбительно, на этом фоне наша стычка как-то поблекла… вроде бы.

Клотар поинтересовался очень вежливо:

— Позвольте узнать, благородный рыцарь, как имя вашего благороднейшего господина?

— Граф де ля Ферт, — ответил рыцарь гордо, — славный продолжатель древнейшего рода Кинзбургов!.. А я его верный вассал, барон Сигурд де Фоссэ!

Кадфаэль сложил руки у груди.

— Христом Богом клянусь, сэр Ричард всего лишь защищал бедную девушку! Разве рыцари не должны защищать женщин?

Всадники хохотали, барон Сигурд сказал зло:

— Рыцари защищают только дам, а не просто женщин! Иначе придется и всех портовых шлюх защищать от пьяных моряков и прочей швали. Если я говорю — виновен, то виновен! Он где, в повозке прячется?.. Грег, Виллан, проверьте ее!

Двое соскочили на землю, я вышел из кустов, сказал громко:

— Так, этот граф де ля Ферт меня достал. Тогда я его пощадил, но на этот раз он получит… в лице своего холуя.

Барон быстро развернул коня в мою сторону.

— А, вот ты где! Теперь не уйдешь…

— А я никогда не уходил, — напомнил я. — Вот что, мне так не хочется начинать такой прекрасный день с убийства, хоть и дурака. Если хочешь на кулаках, у тебя есть шанс остаться живым, хоть и с побитой рожей. Слезай, посмотрим, в самом ли деле ты так крут, как распинаешься.

Он поколебался минуту, я уже думал, что вытащит меч и ринется на меня, а то и просто велит своей команде зарубить меня, ведь на кулаках только простолюдины, а рыцари предпочитают благородное оружие, но рыцарь выпрямился в седле и сказал люто:

— Я сперва измордую тебя, а потом повешу на этом же дереве!

Он легко соскочил на землю, поводья тут же подхватил ближайший всадник, а Сигурд медленно двинулся ко мне.

Я измерил его взглядом и понял, что он не зря стал вожаком в эту эпоху, когда ими становятся самые сильные, решительные и жестокие. Ростом и шириной плеч превосходит любого из своей ватаги, фигурой напоминает вставшего на задние лапы медведя, и хотя в росте мне уступает, но весом, пожалуй, даже превосходит.

Я собирался начать первым, однако он ринулся, как тот чудовищный кабан, которого мы с Тудором едва-едва побороли. Я растерянно отступал, отвечал встречными ударами, уворачивался, пропуская его мимо. Огромные кулаки чаще всего месили воздух, но пару раз попал мне в локти, в плечо, а потом достал в скулу — в голове как будто взорвалась бомба.

Всадники весело орали, я все время отступал, а Сигурд де Фоссэ гонялся за мной, орал, ругался, а я все бил и бил навстречу, стараясь опережать его в любом движении. Здесь все дерутся по-английски: стараясь нанести как можно более тяжелые и сильные удары. Другого стиля просто не существует, но я знал о восточных, и хотя никогда не занимался, но усвоил главное: там все на скорости, на опережении противника. Нет пользы от страшных убийственных ударов, если приходятся по воздуху, они хороши только в случае, когда два драчуна придерживаются той же боевой системы.

Сигурд де Фоссэ начал шататься, двигался все медленнее, я наконец рассмотрел, что лицо его распухло, из разбитого носа течет кровь, сочится из рассеченных бровей. Однако, не желая терять уважение соратников, Сигурд ринулся из последних сил, но я уже не отступал, бил и бил, вкладывая всю силу в удары. Он зашатался, я изо всех сил ударил в зубы, там чвакнуло, брызнула кровь из размозженных губ, а зубы провалились в глотку.

Закачавшись, он рухнул на колени. Воспользовавшись моментом, ведь лежачего бить уже нельзя, я с размаха ударил сапогом в лицо. Его швырнуло на спину, на землю грохнулся, подняв желтую пыль, и распластался там, как раздавленная жаба. Лицо превратилось в кровавую маску, в которой булькает, клокочет, струйки текут даже из ушей, вокруг головы начала образовываться лужа.

Я постоял минуту, переводя дыхание, всадники молчат, лица злые. Я сказал хрипло:

— Я не хотел его убивать, потому просто отделал… Но, видит Бог, если вы еще мечтаете, что меня можно вот так просто взять и повесить… что ж, попытайтесь!

То ли голос мой прозвучал очень уверенно и многозначительно, то ли еще что, но они помолчали, переглянулись, один сказал наконец: