Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа

Небо странно темно-синее, с очень мелкими звездами, земля под таким небом тоже синяя, и трава синяя, очень похожая на подводные заросли на глубине метров тридцать, куда красные линии спектра уже не доходят. Камни похожи на спящих черепах, тоже мертвенно синих.

Только в двух шагах от костра трава и камни другого цвета: оранжевые и багровые, да туша Гендельсона, что уже начинает из красиво благородной позы спящего рыцаря скрючиваться в простонародность, когда спина горбиком, голова в плечи, а руки меж колен... ну, так говорим, хотя ладони гораздо ближе совсем к другому месту, чем колени.

В небе чувствуется некое движение, появилась исполинская фигура величественного старика. Очерчен, только контуром, лишь иногда проступало крупное мясистое лицо с нахмуренными бровями. Он качнулся с одного края неба на другой, словно луч прожектора, выискивающий вражеские самолеты, потом в задумчивости начал писать пальцем прямо на небе, как пишут мальчишки на запотевшем стекле троллейбуса.

Огненные символы возникали и тут же таяли прямо под его пальцами. Сердце мое стиснулось от неясного чувства. Возможно, в какие-то давние времена научились делать вот такого рода памятники. Не из бронзы или камня, а вот такую впечатанную в пространство голографию. Уже и аппаратура давно разрушена, и та цивилизация в руинах, а то и руины давно рассыпались в пыль, но этот призрачный памятник, питаемый подземными силами земли, магнитным полем планеты, все еще напоминает о давно ушедших веках...

Гендельсон всхрапнул, дернулся, глаза дикие, уставился на меня непонимающими глазами.

– Вы еще не ложились, сэр Ричард?..

– Не лег, – ответил я. – А вам, что, Санегирейя привиделся?

Он вздрогнул, огляделся.

– Нет...

– А что так испугало?

Он посмотрел на меня подозрительно и с повышенной злобностью.

– Сон. Просто сон. Но, мне кажется, пророческий...

– Это от Сартии, – сказал я знающе. – Когда какому-нибудь очень достойному человеку... вот вроде вас, господь бог посылает пророческий сон, рыцари Сартии тут же влезают в него, вы это знаете? И обязательно все переорут, напортят, переталдычат. Так что вещие сны хоть и бывают, но все они – брехня.

Он люто блеснул в мою сторону недобрым взором, сказал медленно:

– Не знаю, не знаю... Но этот был уж слишком... намекающим. Ладно, я бы посоветовал вам лечь. Неприятно, знаете ли, когда кто-то сидит и смотрит на тебя, спящего.

– Вы полагаете себя таким красавцем? Или что здесь больше смотреть не на что?

Он буркнул:

– Костер не погаснет, там целое бревно. Чего вам сидеть?

– Да ночь не холодная, – ответил я, потому что оставить реплику без ответа невежливо.

– Да не в холоде дело... Нечисть не подберется!

– Нечисть сама ходит с факелами. Это волки не подойдут... возможно.

Он промямлил:

– Ну... хоть волки... и то хорошо.

Он перевернулся на спину, заложив руки за голову. Я быстро посмотрел в небо. Там все так же сияют холодные неподвижные и очень мелкие звезды. Но старика уже нет, ушел. Ладно, раз уж Гендельсон проснулся...

Странно, я не чувствовал такой уж очень усталости, привык, это Гендельсон прямо из теплого мягкого кресла в жесткое седло, да из теплых покоев навстречу ветру... Развалины башни приближались, в спину крикнули:

– Сэр Ричард!.. Это наверняка не христианские постройки!

– Наверняка, – ответил я.

– Вам не стоит туда идти!

– Почему?

– Потому что... потому что... нельзя!

Я засмеялся. Башня приблизилась, теперь стало видно, что ветер и дожди иссекли крепкий гранит так, что стену почти не отличить от обычной скалы. Будь и развалины в горах, я бы прошел мимо: скала как скала. Свалившиеся сверху камни принимают удары только сверху, потому бока еще сохранили шероховатости и даже выступы, а сверху даже не панцири черепах, похожие на гигантские протекторы, а уже почти отполированные до блеска яйца динозавров.

Обошел вокруг, с другой стороны в камнях глубокий пролом. Возможно, здесь были врата, хотя, конечно, вряд ли. Гораздо удобнее сделать ступеньки вокруг башни, чтобы того, кто поднимается, могли сверху обстреливать и сбивать камнями, а из узких бойниц в бока тыкать пиками.

В проломе темно, я постоял, глаза вроде бы чуть привыкли, шагнул вовнутрь. Под ногами сухо хрустело. Впрочем, это не обязательно человеческие кости, могут быть и звериные. Конечно, звериные. Ни один череп не уцелеет со времен падения этой башни, а современные придурки, что вот так просто забредут, вряд ли еще отыщутся. Сказано же вдогонку: нельзя сюда идти. А почему, да потому. Нельзя – и все тут.

Холодный лунный зайчик внезапно отразился внизу и прыгнул в глаза. Я сделал осторожный шажок. Среди камней наполовину засыпанный лежит меч. Не двуручный, простой, с прямым нехитрым лезвием.

Я осторожно потянул за рукоять, камни нехотя раздвинулись. Меч поднялся из этой россыпи, как вампир, что вылезает прямо из могилки. Я повертел его в руке, чувствуя приятную тяжесть металла.

Этот меч выглядел так, словно им долго рубили железные столбы, в него попадали слепящие молнии, он лежал на дне болот, его омывали потоки сильнейших кислот, и вот сейчас он все еще готов к боям: пощербленый, с темными и желтыми пятнами, так бывает, когда под воздействием огромных температур металл «отпускают», он теряет закалку, становится мягче.

Даже металлическая рифленая рукоять стала темной от неведомого мне жара. Я сжал пальцы крепче, – показалось, что меч все еще хранит тепло подземных глубин.

Уже с мечом в руке я хотел было вернуться, но слева ошутилось некое движение. Из каменной стены вышла совершенная нагая призрачная женщина. Меня не видела, двигалась вдоль камней бесшумно, сквозь ее тело я отчетливо видел темные камни, а ее, словно бы глубоководную рыбу, не знающую солнечного цвета, слегка подсвечивало изнутри.

Женщина прошла мимо, не замечая меня или не пожелав заметить, вошла в камень на другой стороне и растворилась в нем.

– Мать, мать, мать, – сказал я дрожащим голосом. – Это же надо!

Со стороны костра послышался голос, но слишком близко, чтобы от костра...

– Что случилось, сэр Ричард?

– Это я Богоматерь вспомнил, – огрызнулся я. – И туды ее в качель... в смысле, где спит младенец Иисус. А вы какого дьявола?

Он подошел, сильно припадая на правую ногу, лицо изможденное, перекосился.

– Не поминайте дьявола, – простонал плаксиво. – Не поминайте!.. Он услышит и... придет.

– Он вряд ли, – буркнул я. – А вы какого... ангела?

Он сипло отдувался, сказал жалко:

– Сэр Ричард... мы с вами никогда не станем приятелями, но сейчас многое зависит от того, чтобы мы оба были целы. По крайней мере, до того, как достигнем Кернеля...

Я брезгливо отмахнулся: