Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – ярл

Вообще-то к чему столько пафоса – ярл или эрл то же самое, что граф или конт. Когда-то над этим не задумывались, а все эти герцоги, дюки, графы, ярлы считались равными по значению, так как правили своими землями единолично, каждый на своей горке хозяин. Просто так уж получилось, что в той части континента, где правили герцоги или дюки, территории были чуть побольше, чем в той части, где правили графы или ярлы. Разница стала заметна только в эпоху, когда все усложнилось и были созданы меровингские королевства, только тогда стали считать, что герцог выше, чем граф, и вообще система иерархии начала принимать некую стройность или хотя бы логичность.

Так что, как я ни брыкался, меня все-таки увенчали графским титулом. В более древнем значении, так даже красивше… для любителей старины, но для меня, честно говоря, это все равно, пора двигать седлать коня.

В коридоре воин вскочил, стукнул в пол древком копья.

– Доброго утра, сэр Ричард! Что-то вы рано…

– Не спалось, – пробурчал я.

Он посоветовал по-свойски, как может подсказать даже прапорщик генералу, если речь идет о бабах:

– Вам стоит свистнуть, девки из горничной все прибегут! С ними раньше обеда из постели не выбраться…

– Увы, – вздохнул я, – уже не попробую этого меда. Дождь перестал.

– Уезжаете, – проговорил он понимающе, вздохнул. – Жаль, сэр Ричард. Многие будут скучать.

– Но кто-то обрадуется, – сказал я.

Ступеньки каменной лестницы отозвались дробным стуком, я сбежал бодро. Пес опередил, рывком распахнув двери. Двор преобразился: серые плиты, оказывается, вовсе не серые, а с цветными вкраплениями, вся площадь блистает вымытыми плитами, солнце пока только зажгло зубцы на башнях, здесь тень, но все матово блестит, сверкает, сияет…

Издали донесся гулкий протяжный медный звук. Я прислушался, ощущение такое, словно гонг звучит со всех сторон, умелый архитектор нацеретелил с разными трюками. Но вообще-то замок хорош, а я, несмотря на его громоздкость, уже легко разбираюсь в структуре. Во всяком случае, на завтрак не опоздаю.

Мы с Псом вошли в зал веселые, бодрые, подтянутые, женщины уже за столом шушукаются, переглядываются, я сказал зычно:

– Доброго утра всем, красивым и добрым!.. Вам тоже, леди Дженифер, доброе утро!

Она едва не зашипела, как кошка на раскаленной крыше, еще не успев уловить, в чем и как я ее уел, только по моей морде лица поняла, что еще как уел, просто клок нежной плоти вырвал хищными зубами и сейчас жру, нагло глядя невинными глазами и примериваясь, где вцепиться еще.

Леди Изабелла взглянула с вопросительной улыбкой.

– Вы такой свеженький, сэр Ричард!

– Дык погода, ваша светлость, – ответил я. – Выношу вам свою рыцарскую благодарность от меня и моего коня, который накормлен, начищен, даже напоен!

Она поинтересовалась:

– Значит, уезжаете?

– Конечно, – заверил я. – Сердце мое стремится к подвигам. Это я сам такой, что мне бы полежать и помечтать, что я обычно и делаю, но сердце рвется и стремится… И конь у меня такой. А перед собакой вообще стыдно долго на одном месте сидеть! Посмотрите в его глаза, как глянет, так сразу все грехи вспомнишь. Ну прямо папа римский Войтылла Второй.

Она слушает внимательно, везде ищет второй смысл, остальные помалкивают, еще не определились в отношении моего отбытия. Леди Дженифер выглядит бледнее обычного, под глазами не то чтобы темные круги, но что-то есть, будто всю ночь читала женские романы о куртуазной любви и куртуазных отношениях. Даниэлла тоже выглядит грустной, лишь Бабетта весела и жизнерадостна, на меня лишь бросила сожалеющий взгляд – типа, дурачок, что ж ты так и не отведал сладкого?

Герцогиня повернулась к мажордому.

– Можно подавать, Жан.

Мажордом хлопнул в ладоши, двери открылись, бесшумные слуги понесли подносы с блюдами. Я потер руки, последний завтрак в этом замке, дальше Юг, Юг, Юг. Передо мной поставили большую серебряную супницу с горячей похлебкой из молодой баранины. Все густо заправлено луком, перцем, плавают какие-то мелкие листочки, я втянул жадно одуряющие запахи, в желудке запрыгало, изготовившись ловить падающце сверху куски, пальцы мои жадно ухватили ложку. Бабетта засмеялась и сказала игриво:

– Да и молитва у вас, сэр Ричард, ох какая короткая!

Я ответил с гордым достоинством:

– Приведу вам слова самого Иисуса Христа насчет молитв: «… а молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него».

Пока они раздумывали, я отрезал тонкий ломоть ветчины, Пес постучал меня лапой по колену, я выхватил нож, отрезал прямо в бульоне кусок баранины и бросил Псу. Он поймал на лету, как муху размером с воробья, проглотил и снова уставился в жадном ожидании.

– Разжевывать надо, – сказал я с укором. – Гастрит заработаешь, дурило.

Пес посмотрел с укором. Я вздохнул и бросил в его бездонную пасть, а следующий ломоть торопливо потащил на свою тарелку.

– Сперва собачке? – спросила Даниэлла. – Я бы тоже… но мне мама не разрешала заводить собачку.

– Жирное есть вредно, – объяснил я. – Холестерин, склероз, эклер, болезнь Альшуллера, пароксизм Шварценеггера…

Дженифер сказала ядовито:

– Почему бы не признаться, сэр Ричард, что просто пожадничали?

– Признаюсь, – ответил я. – Да, пожадничал. Он же жрет, как пожар солому!.. Мне ведь тоже что-то должно перепасть?.. Да, кстати о собаках, леди Изабелла. У вас в подвале мой пленник, редкостная скотина, но мне уже расхотелось его вешать. Это ваши внутренние разборки, а когда двое в драке, то уже вижу, где место. Так что с моим отъездом он полностью в ваших руках. Хотите, отпускайте под честное слово, что не будет грабить, хотя лучше меня знаете, что за честь у таких мерзавцев, хотите – повесьте… Мой совет – так и держите до тех времен, пока не появится шанс провернуть с ним какую-то особо выгодную сделку.

Она слушала внимательно, на лбу появилась морщинка, взгляд острый, просматривающий меня, как рентгеном. Похоже, до этого дня верила, что мечтаю остаться и буду претендовать на свою долю то ли наследства, то ли влияния, но сейчас и она видит, что даже после самого сытного завтрака я все же взберусь в седло. И дочери поверили. Только леди Бабетта вроде бы все еще не верит: ну кто же из мужчин откажется от возможности разделить с нею постель?

– Может быть, – произнесла наконец герцогиня задумчиво, – вы поступаете опрометчиво… Ливень прекратился, но вы посмотрите, во что превратились дороги! Ни один конь не пройдет и мили…

– Только не мой, – сказал я гордо. – Мой конь не идет, а летит.

Она кивнула, не спуская с меня задумчивого взгляда.