Юрий Никитин - Трехручный меч

Он взмахнул руками и прыгнул с камня. Я подбежал к краю, моля всех святых, чтобы в нем проснулась совесть и он решил покончить с собой, но гад приземлился метрах в трех внизу, упал, перекатился через голову, вскочил и, чуть прихрамывая, ринулся между камнями вниз с горы. Я бросился следом, через пару шагов споткнулся, полетел вниз головой, выставил вперед руки и собрался в комок, меня перевернуло через голову, но успел увидеть, что и лесничего несет вниз по принципу «голова-хвост», переворачивает быстрее, чем колобка голодная лиса, так что оба катились с обрыва, оба кувыркались через головы, трещали кусты, камни, наши кости, наконец меня с разгону бросило в щель между острыми глыбами, я повис, как лягушка в узкой пасти цапли, кое-как выдрался, оставляя полоски кожи. Снизу донесся мощный всплеск. Я попытался спускаться на заднице, скользил метров тридцать, меня подбросило, равновесие в воздухе не удержал, перевернулся, а через мгновение тело охватил лютый холод, я заорал, вода хлынула в рот, кое-как вынырнул.

Воды по колено, небольшая горная речка мчится по камням, прыгает, сверкает крохотными радугами. Впереди, шагах в двадцати, убегает Богарт, оскальзывается на мокрых камнях, падает, ворочается, как засыпающий сом, но упорно стремится… нет, не на берег, с той стороны отвесная стена, но выше по течению в сотне шагов песчаная отмель, а дальше густые заросли орешника.

— Не уйдешь, — проскрипел я. — Колхоз — дело добровольное…

Присмотревшись, чтобы не напороться на острые камни, я соскочил на подходящую площадку, огляделся торопливо. В трех шагах красивой стеклянной струей падает водопад, внизу пенится неглубокая речка, камни разбросаны там и сям в красивом художественном беспорядке, за ними разве что мышь спрячется. Но где лесничий, ведь до ближайших кустов бежать с полкилометра, а речка круто поворачивает еще дальше…

— Черт, — сказал я со злостью, — упустил…

Камень в руке оттягивал ладонь, со злостью запустил им в водопад. Исчез, пробив хрустальную струю, послышался странный звук, совсем не удар камня о камень, а словно бы стена охнула от боли.

Я всмотрелся в водопад, сердце радостно прыгнуло, я подобрал второй камень, медленно подошел ближе, делая вид, что смотрю совсем в другую сторону. Камень этот еще крупнее, только бы попасть, интересно: видно ли через тонкую завесу воды? Хорошо бы, чтобы не видел, тогда такой приятный сюрприз…

Я замахнулся коротко, но вложил в бросок всю силу, чуть сам не улетел вслед за камнем. Прозрачная струя проглотила без звука, тут же раздался сухой треск. Я бросился к водопаду, с другой стороны выскочил Богарт, заорал:

— Идиот, в детство впал?.. Кто ж камнями бросается?

— Не понравилось? — спросил я злорадно.

— Да ты трус, а не воин, — крикнул он. — В схватке грудь в грудь дрожишь!

И пока я стоял, онемев от неслыханного нахальства, он круто повернулся и ринулся по головоломной тропке вниз, прыгая, как горный баран. Я оглянулся, все больше удаляюсь от места нашего привала, ну да ладно, как-нибудь найду дорогу, бросился вдогонку.

Богарт наконец сбежал вниз, я с ужасом увидел, что там, в сторонке, среди кустов пасется некрупный оседланный конь черного цвета под непристойно яркой попоной.

— Рогач! — закричал я во всю глотку. — Рогач!.. Давай сюда, ты мне нужен!.. Да побыстрее!..

Богарт ринулся к вороному коню, я все еще спускался, уже хватаясь за камни, наконец соскочил, присел, придавленный собственной тяжестью, а Богарт подбежал к коню, тот шарахнулся. Богарт орал и пытался вставить ногу в стремя. Конь отпрыгивал, я воспрянул духом, побежал к ним. Богарт оглянулся, я увидел страх в его глазах, представляю, какое у меня лицо, дернул за повод с такой силой, что едва не оторвал коню голову. Тот сразу же смирился, Богарт вскочил в седло как раз в момент, когда я подбежал к ним.

Конь прыгнул с места, мои пальцы соскользнули с гладкого, как у тюленя, крупа. Богарт издевательски захохотал:

— Все приметы к счастью — только одни к чужому, а все остальные к моему!

— Самый известный лохотрон, — прокричал я вдогонку, — это вера в себя!

Но это крик бессилия, я понимал, смирился, и тут за спиной раздался грохот копыт. Из-за поворота вылетел белоснежный конь, грива и хвост развеваются по ветру, белый рог во лбу блестит, как обнаженный меч.

— Рогач! — прокричал я счастливо. — Ну ты и конь!.. Ну ты и умница… Не останавливайся, не останавливайся…

Я запрыгнул на ходу, Рогач всего лишь притормозил чуточку, копыта снова загремели часто и дробно, встречный ветер в лицо, частый стук сердца, а когда обогнули гору, оба увидели удирающего далеко впереди всадника.

Конь Богарта мчался, вытянувшись в струнку, сам лесничий пригнулся к гриве, вообще зарыл в нее лицо, конские копыта сухо бьют в твердую землю. Я понукал Рогача, уговаривал, просил, умолял, обещал золотые горы и ясли, полные овса, стыдил, указывал на его соперника, что, оказывается, умеет быстрее. Рогач захрипел от ярости, на удилах повисла пена, но сделал усилие, расстояние начало сокращаться.

Богарт оглянулся, лицо перекосилось ужасом. Я растянул губы в зловещей ухмылке. Он вскрикнул, резко повернул коня, тот перемахнул канаву и понесся через поле. Рогач без моей подсказки понял, чего я добиваюсь, совершил красивый длинный прыжок. Я едва удержался в седле, да и конь едва не упал, колени от усталости подогнулись, но выровнялся, мы понеслись за Богартом.

Комья жирной земли летели из-под копыт в нашу сторону. Теперь черный конь Богарта двигался втрое медленнее, однако комья тяжело били меня по голове, попадали в лицо, затормаживая, замедляя наш бег. Богарт снова оглянулся, я прохрипел люто:

— Вон там хороший дуб впереди… Ударься с разбегу головой — может, хоть спинной мозг в нее попадет.

— Скачи, скачи, — крикнул он. — Твердая рука — признак окоченения.

— А женитьба, — крикнул я, — трусливое бегство от холостяцких проблем! Остановись, будь мужчиной!

Он ехидно бросил через плечо:

— Ты не в моем вкусе. Так что и не мечтай!.. Лучше сверни вон на то поле!

— А что там?

— Бабы ушли обедать, а грабли оставили.

— Бег по граблям, — крикнул я, — не мой вид спорта. Я ведь — освободитель!

Наши кони уже идут рядом, я все пытался протянуть руку и ухватить гада за плечо, но Богарт всякий раз уворачивался, а наклониться сильнее я не рисковал, не джигит, чтобы на полном скаку свешиваться с коня под конское брюхо. Кони хрипели, у моего пена уже не белая, а желтая, наверное, внутри все горит, потому такой цвет, а конь Богарта уже не в мыле, а в шампуне, кожа блестит, как намазанная самым дорогим гелем.

Крестьяне на поле останавливались, опускали косы и наблюдали за нами, приложив ладони козырьками к глазам. Иногда на дороге встречались подводы, но, заслышав частый стук копыт, испуганно съезжали на обочину. Но колесница, что резво мчалась навстречу, не прижалась к бровке, места всем хватит. Богарт пронесся совсем рядом, как мне показалось, я почти догонял, уже протянул руку…