Юрий Никитин - Уши в трубочку

– Он отплатил за свое спасение жизнью, – добавил Гого. Вздохнул завистливо: – Живут же варвары…

Все трое застыли, обессилевшие, как мухи поздней зимой, я быстро отвинтил пустой баллон с кислородом у Иканы, сердце колотится как бешеное, был страх, что не совпадет резьба, но все-таки Ефремов прав: резьба совпала в точности, у этих инопланетян тоже левосторонняя резьба, и шаг витка точно по стандарту, что значит, эволюция во Вселенной развивается по одному золотому сечению.

Второй баллон я заменил у Гого, а Додо они оживляли уже вдвоем. Икана со слезами ухватила меня за руку:

– Теперь ты погибнешь!..

Я удивился:

– Почему?

– Ты надышался этого ядовитого воздуха! Он непригоден для дыхания!

Я понюхал, согласился:

– Ты права, воздух ни к черту. У нас такой только летом, когда на Садовой пробка. В жару так и вообще… А еще говорят про озоновую дыру… Жуть! Ну что, возвращаемся?

Она с плачем бросилась мне на шею. Я взял ее на руки, это все равно что нес бы болонку, она прошептала мне в ухо:

– Но как?.. Как?… Ты сумел это как?

– Одной левой, – ответил я.

Додо глубоко вздохнул, на миг потерял сознание, но с трудом заставил себя вернуться, произнес скорбно:

– Он сейчас умрет, Икана… Атмосфера полна метана и углекислоты… И то чудо, что все еще на ногах… Он спас нас ценой своей жизни.

– Быстрее в вездеход, – сказала Икана слабо.

Додо тяжело поднялся на ноги, его шатало.

– Подождите! – крикнул я. – Это быстро.

В три огромных прыжка достиг вездехода, взобрался с Иканой наверх, бережно опустил ее в люк. Соскочив, добежал до командира в тот момент, когда тот поднимал Гого. Оба не успели глазом моргнуть, как их подхватило словно ураганом, земля и потолок пещеры поменялись местами, потом мелькнула броня вездехода с облупленной краской, и вот они оба в сиденьях.

– Ты не задыхаешься? – спросила Икана встревожено.

Я ответил высокомерно:

– Почему? Это было нетрудно.

– Да нет… тут воздух такой… Ядовитый… Ты разве не чувствуешь?

Я потянул носом:

– Здесь тоже пахнет горелым.

– Да нет, когда ты выходил, в пещере…

Я пожал плечами:

– В пробках, как я уже говорил, еще та атмосфера. Возвращаемся, я уже хочу есть.

– Он опять хочет есть, – проговорил Гого, в его блеклых глазах был восторг. – Он даже не замечает своего подвига. Это обыденность… Как, говоришь, называется твоя планета?

– Не скажу, – ответил я. – А вот не скажу, и все.

Додо положил руки на пульт. Вездеход осторожно начал выползать задом из пещеры. Икана и Гого уютно устроились за спиной капитана. Тот всмотрелся в экран, сказал сквозь зубы:

– Он гнал сюда по прямой… Хоть ставь на автовозвращение.

Гого заметил тихо:

– Он прибыл с такой скоростью, что… Я даже не знаю…

Все трое, как я заметил, посматривали на меня с еще большим удивлением и страхом, чем раньше. Я сел в углу, моей щеки касается колено Иканы, она запустила пальцы в мои волосы и легонько почесывала, перебирала, а я не осмеливался сказать, чтобы почесала сильнее, у меня же в самом деле голова вспотела и чешется. И не только голова.

В конце туннеля забрезжил алый свет. Слабая заря озарила зеленым светом край неба, вездеход выпятился из норы, как колорадский жук, развернулся и понесся навстречу разгорающемуся рассвету. Икана сползла с кресла, прижалась к моей груди, конечно же, широкой звериной, покрытой густыми волосами. Я бы не сказал, что у меня волосатая грудь, но в сравнении, понятно, в сравнении, я в самом деле что-то вроде Кинг-Конга из джунглей. Глаза Иканы закрыты, на губах счастливая улыбка.

Гого покосился в нашу сторону, посерел, попробовал отодвинуться.

– Ничего не понимаю…

.Додо оглянулся:

– Икана, наверное, нет смысла держать варвара в мире галлюцинаций?

Она вскинула голову, глаза затуманены:

– Похоже, он их и не замечал.

– Грубая натура, я ж говорил!

– Но сейчас именно это нас и спасло. Ты все-таки проверь его на отравление. Что за легкие, что за метаболизм! Из нас бы никто не выжил в такой атмосфере больше трех минут.

Гого добавил:

– Изумительная адаптация наряду с примитивным восприятием нового! Он совершенно не удивился исчезновению галлюцинации, словно так и должно быть, легко справился с вездеходом… Но все равно я не пойму, как он мог справиться!

Он сердито стукнул кулаком по колену. Все трое потерянно переглядывались. Командир заговорил:

– Я против того, чтобы он свободно разгуливал по кораблю. Это чудовище, не человек… Что спас нас, это верно, но завтра вдруг захочет нас уничтожить?

Гого предложил:

– Икана, начинай его учить нашему языку. Лучше будет, если с ним сможешь общаться не только ты одна.

Далеко впереди показалась залитая зеленым светом громада корабля. Сейчас он показался мне намного больше, в нижней части зияет огромная рваная дыра, на земле чернеют обугленные куски металла. Додо поморщился, но сказал совсем другое:

– Если бы он замешкался… мы бы задохнулись.

– Мне потребуется не больше суток, – заверил Гого.

– Даю два часа, – предупредил Додо. – Через три – стартуем с этой проклятой планеты!

Икана пощекотала мне щеку ресницами, голос ее был смущенным:

– Герой, я хочу, чтобы ты говорил также и на моем языке.

Я переспросил:

– Этого хочешь ты или твой хозяин? Хочешь, я убью его и освобожу тебя?

– Нет-нет, – испуганно сказала она. – Не надо! Он не хозяин, он… он старший брат.

Я широко и как можно более хищно улыбнулся, показал ослепительно белые, надеюсь, и острые, как у молодого волка, зубы:

– Хорошо, моя фея. Будем говорить на твоем языке.

Она дернулась, не в состоянии поверить тому, что услышала.

– Повтори! – прошептала она. – Повтори, пожалуйста…

– Хорошо, моя фея, – сказал я с той же интонацией. – Будем говорить на твоем языке… Я сказал неверно?

– Верно, – прошептала она, похоже, стены покачнулись перед ее глазами, – все верно… Но я собиралась долго и упорно учить тебя… Как ты смог?.. Как?

Я пожал плечами, мои бесстыжие варварские глаза смеялись:

– Я много путешествовал. Встречал разные племена…

Ваш язык простой, запомнить его легко. Не весь, конечно, знаю, но говорить сможем. Верно?

Вездеход осторожно вдвинулся в пробоину, звонко щелкнул, откидываясь, люк. Я подхватил ее на руки, глаза ее закрыты, дышит слабо, а сердце бьется, как у не самого крупного муравья.

Гого сделал все, чтобы зарастить металлом пробоину, через три часа мы уже неслись через пространство, мимо звезд, галактик. Позади на крохотной планетке остался разбитый вездеход с самым драгоценным металлом во Вселенной, Гого почернел от горя, ни с кем не разговаривал, губы его шевелились, шептали клятвы вернуться.