Дэйв Дункан - Разбойничья дорога

Кто-то ущипнул меня.

– Еще! – пробормотала моя подруга.

Я подумал, не перестарался ли Ториан, соря деньгами.

– Это невозможно, – сердито буркнул я.

Прошло несколько минут.

– Все еще невозможно? – прошептала она.

– Ты сама видишь, что нет, – ответил я тоже шепотом. – С чего это ты взяла?

Я так и не досмотрел сон до конца.

С рассветом я и Ториан стояли в толпе, собравшейся на Площади Тысячи Богов. Многие провели здесь всю ночь. Какой бы огромной ни была площадь, нас собралось здесь столько, что невозможно было пошевелиться. Я никогда-не думал, чтобы такое количество людей могло хранить такую тишину. Я слышал и ощущал дыхание стоявших вокруг меня людей, но других звуков не было. Стоило мне раствориться в толпе, как сердце мое переполнилось ее страхом и напряжением, и скоро я тоже потел от возбуждения. Ожидание казалось невыносимым – явился ли Балор, чтобы спасти нас, или он снова отверг жрицу? Та часть меня, что оставалась Омаром, знала ответ, но та, что стала Занадоном, – нет, а в эту предрассветную минуту я был Занадоном. Я дрожал от нетерпения как в лихорадке.

Небо окрасилось голубым, готовясь к приходу солнца. Обитель Богини казалась на его фоне крошечной, а дверь ее – черной. Факелы погасли.

Вверх по лестнице поползло круглое алое пятно – Нагьяк. За ним следовали две цепочки жрецов, за ними – градоправители, купцы, военные. Они поднимались мучительно медленно.

Когда они приблизились к верхней площадке, в солнечных лучах вспыхнул золотой шлем Балора. Два орла сорвались с него и поплыли по небу. По толпе прокатился вздох. Все глаза были прикованы к Обители Богини в ожидании, кто же покажется из дверей.

Никто не показывался. Когда верховный жрец достиг верха лестницы, миряне остановились и разошлись по краям ступеней, оставив посередине широкий проход. Простой народ на площади застонал в унисон, словно это была не толпа, а один огромный зверь. Цепочки жрецов продолжали движение, втягиваясь в темное отверстие двери.

Луч солнца упал на золотую крышу, заставив ее вспыхнуть, как шлем Балора.

Рассветную тишину разорвали пронзительные крики. Мы застонали снова.

В дверях показались четверо молодых жрецов в ослепительно белых хламидах. Они несли женщину. Вот они подошли к краю лестницы… Вперед, назад, вперед, назад, ох…

Падая, она успела крикнуть только раз, но крик оборвался, когда ее тело рухнуло на гранитные ступени далеко внизу. Оно катилось вниз, до самой площади, между двумя рядами зрителей, оставляя на ступенях кровавый след. Наш вой взметнулся до небес.

Ториан больно пихнул меня под ребра. Я пошатнулся и вспомнил, кто я и что делаю в этой толпе. Я прекратил всхлипывать и вытер слезы.

– Спасибо, – прошептал я, и мы поплелись с площади. Толпа молчала, слышались только сдавленное всхлипывание и шарканье ног, но страх и горе невидимым дымом повисли в воздухе. Балор снова не откликнулся на зов своего народа.

Солнце заливало лучами Большой Проспект. День обещал выдаться жарче обычного.

Следующая ночь была ночью молодой луны.

Мы с Торианом как раз кончали завтракать у себя в комнате, когда появился Джаксиан. Как и накануне, борода его была посыпана пеплом, а правая нога – обнажена. Судя по его виду, он всю ночь не смыкал глаз. Его щеки ввалились, отчего нос казался еще длиннее. Глаза были красны, как вишни. Он рухнул в кресло и обиженно уставился на нас. Ториан не сказал ничего, но я ощущал его неприязнь к нашему бесхребетному союзнику.

– Какие новости, господин? – спросил я.

Джаксиан покачал головой:

– Я н-не смог узнать н-ничего. Мой отец улыбается от уха до уха. Если это вам что-то говорит.

– Значит, надо действовать очень быстро. Процессия начинается от городских ворот, верно? Как только мы убедимся в том, что ваша сестра…

– Я н-не верю, что ваш п-план возможен! Т-там же охрана п-повсюду! В-вы чт-чт-чт… что, д-думаете, жрецы не учли возмж… возможности, что ее п-попытаются п-похитить или п-подменить?

Он заикался даже сильнее обычного. Впрочем, я решил, что человеку, которому вскружила голову собственная сестра, можно простить небольшие слабости. Кара за кровосмешение обычно жестока так, как только можно вообразить – а некоторые люди отличаются прямо-таки ужасным воображением.

– Честно говоря, я сомневаюсь, что жрецы думали о такой возможности, – искренне сказал я. – Подавляющее большинство их хранят нерушимую веру в Майану и Балора, как и вы хранили до тех пор, пока мы вас немного не просветили.

Джаксиан свирепо покосился на меня:

– Я до сих пор верю. И вам советую.

Это никуда не годилось. Если он расторгнет наш союз, нас ждут большие неприятности. Очень большие неприятности.

– Я верю в них, господин. И еще я верю в людское коварство.

– Довольно. Заговор, о котором вы говорите, просто невозможен.

– При всем моем уважении, господин, не вы ли говорили мне, что ни капельки не доверяете верховному жрецу Нагьяку?

– Я верю в волшебство! Я верю в чудеса! – Джаксиан пронзил меня еще одним свирепым взглядом, потом устало потер глаза. – Я четыре раза б-был в Обители Б-Богини. Там нет никаких тайных ходов, о которых вы говорили. Стены сплошные, и п-пол – тоже. Статуя слишком в-велика, чтобы ее сдвинуть, но слишком мала, чтобы в ней б-был тайный ход. – Он посмотрел на меня, но не убедился в том, что убедил меня. – К-камни там длиной в п-полтора локтя! И п-примерно п-половину этого в ширину. П-потребуется целая фаланга, чтобы п-поднять хотя бы один, или д-дюжина верблюдов. И п-пол т-такой же.

– Есть и другие способы маскировки. – Я загадочно улыбнулся… вспомнил улыбку Роша и сменил улыбку на более беззаботную.

– Назови хотя бы один.

– Вы принимали в расчет носилки? Жрица сидит на серебряном троне, а тот стоит на больших носилках. Когда-то я был знаком с иллюзионистом, который запросто спрятал бы там троих людей. Или одного Грамиана и пол-Фотия.

Джаксиан нахмурился – я сморозил откровенную глупость.

– Оказавшись в Обители, она сходит с носилок, и их уносят. Ее освобождают от украшений и наряда и оставляют нагой… ну, на ней остается пара прозрачных ленточек, но это все равно почти что ничего. Она остается там, перед б-богиней, в пустом зале, и с ней нет больше никого .

Я избегал взгляда Ториана.

– Должно быть что-то, – упрямо сказал я. – Разве ей не положено брачное ложе, чтобы искушать бога? Или она лежит на голом граните?

– Жрецы наваливают кипу т-тамарисковых ветвей. Т-такова т-традиция. – Он помолчал. – Чертовски неудобно, если вы хотите знать м-мое мнение, – добавил он.

– Значит, в нужную ночь тамариск приносят заранее, и Фотий прячется под ним!

– Вздор! П-полная ч-чушь. – Впрочем, он не смотрел на меня. Так что убеждал, скорее, сам себя. Следующие же его слова подтвердили это. – И если даже я поверю в вашу т-теорию, я не верю, что мы можем сделать что-то!