Джулия Джонс - Измена

— Тебе еще многому надо научиться, Боджер. А коли бабы на тебя не глядят, значит, они к тебе неравнодушны.

Боджер попытался наградить Грифта уничтожающим взглядом, потерпел плачевную неудачу и громко икнул взамен.

— Экая суета поднялась во дворце, Грифт. Герцог носится между городом и охотничьим замком — свозит туда докторов, священников и разные припасы. Хотел бы я знать, в чем дело.

— Да-а, чудеса, право слово. Вчера он отвез туда Бэйлора и своих личных лекарей, а нынче опять вернулся. Главный конюший говорит, он велел приготовить свежую подставу — значит скоро назад поскачет.

— Видать, дело серьезное, Грифт. До замка-то, говорят, шесть часов езды.

— Да уж, Боджер, — не стал бы такой человек, как герцог, проводить в седле двенадцать часов кряду, если бы дело не шло о жизни и смерти.

* * *

Косые лучи солнца падали в комнату, зажигая яркие краски гобеленов и высвечивая в воздухе мириады пляшущих пылинок. Баралис сидел в постели, попивая горячий сбитень. Руки болели, как всегда — даже охватывать ими чашку было больно, — но, если отвлечься от этого, он еще ни разу в жизни не чувствовал себя так хорошо.

Ожогов на груди как не бывало. О каких-то неполадках напоминала лишь бледная выпуклая черта, обводящая грудь наподобие шва. Остатки магических чар еще чувствовались — это старая плоть срасталась с новым покровом. Это ощущение не было неприятным: оно играло под кожей и смычком водило по нервам, посылая легкие импульсы прямо в мозг.

Он проспал трое суток. Трое блаженных суток, не чувствуя ничего, кроме ласковых рук Кропа. Слуга и теперь был тут — он подкладывал дрова в огонь, стараясь делать это как можно тише. Вряд ли Баралис сумеет когда-нибудь отблагодарить этого неуклюжего гиганта.

Они встретились через год после того, как Баралис покинул Великие Равнины. У него тогда уже появилась цель, и он знал, где завершит свой путь — в Четырех Королевствах, — но еще не готов был отправиться туда. Нужно было подготовиться, поучиться еще, все как следует обдумать. Поэтому для начала он отправился в Силбур.

Силбур называли блистающей жемчужиной Обитаемых Земель, и он в самом деле был ею. Прекрасный город не имел иных занятий, кроме одного: блистать. Здесь собирались церковные соборы, и тысячи людей шли сюда поклониться святым реликвиям. Святейший отец восседал здесь на позлащенном троне, и всякий ученый, когда-либо водивший пером по пергаменту, проводил немало часов на жестких скамьях знаменитых силбурских библиотек. Силбур был мертвым городом — такой же реликвией, как кости, волосы и зубы давно почивших святых, благодаря которым он и существовал. Эти иссохшие кости не омывала кровь, и не было мускулов, чтобы привести их в движение. В былые времена Силбур был самым горделивым и могущественным среди городов. Башни в нем возводились высокими, до самого неба, а стены — низкими в знак презрения к врагам. Силбур не знал себе равных, кроме Бога.

Это воля Силбура создала Обитаемые Земли. Никто не должен быть могущественнее Господа, провозглашали его вожди, — и силбурские армии разоряли империи и королевства, составлявшие карту мира. Императоры и короли объявлялись пособниками зла и сообщниками дьявола; тот, кто укреплял свое государство, отнимал власть у Бога, и его следовало сокрушать. Страшные кровавые войны, подобных которым не было ни раньше, ни позже, раздробили континент на мелкие осколки. Войны за веру. Спустя столетие на карте значились только города-государства, и Силбур был матерью им всем.

Со временем, когда власть религии стала слабеть, крупные аристократы начали выступать против Церкви. Харвелл на северо-западе первым сколотил себе новое королевство. Борсо из Хелча скоро последовал примеру соседа и всю жизнь собирал воедино земли, известные ныне как Халькус. Слабеющий Силбур гнил изнутри. Слабовольные вожди в нем сменялись фанатиками, и все они были бессильны помешать новым веяниям, да их и не занимало то, что происходило на Севере.

Теперь, двести лет спустя, те же намерения лелеет Брен. Герцог желает видеть королевство там, где прежде был город. Баралис скрыл улыбку в чаше со сбитнем. Не будет в Брене государя, не будет короля на его троне. Впервые за четыре века в Обитаемых Землях вновь родится империя.

Очередной глоток сбитня вернул Баралиса в бледное, ясное силбурское утро. Там он всегда пил на завтрак сбитень и заедал его персиковым пирожным. Он поселился в студенческом квартале и зарабатывал на жизнь перепиской и врачеванием. Это время было, можно сказать, лучшим в его жизни. Каждый раз на рассвете он отправлялся в библиотеку и весь день проводил в ученых трудах. Никто не замечал его — он затерялся среди множества студентов в черных платьях, штудировавших старинные тексты. Молодой человек, один из многих трудящихся на благородном поприще науки.

Врачевал он по ночам. Силбур не терпел колдовства в каком бы то ни было обличье. Чародеев сжигали на кострах. Баралису приходилось соблюдать осторожность в назначении снадобий и в пользовании магическими чарами. Однажды, возвращаясь из дома, где лежала при смерти молодая девушка, он наткнулся на кучку юнцов, избивающих какого-то человека. Жертва скорчилась на земле, скуля под градом пинков. Худощавый человек с палкой в руке руководил избиением.

Баралиса это не касалось — он опустил глаза долу и перешел на другую сторону.

— Довольно, не надо. Простите меня, простите, — взмолился избиваемый. Худощавый шагнул к нему и ударил палкой по лицу.

— Заткнись, недоумок, — сказал он. — Поздно молить о пощаде.

Теперь Баралис уже не помнил, что заставило его тогда оглянуться. Надменный голос человека с палкой? Жалобная мольба жертвы? Или это судьба направляла его?

Как бы там ни было, он оглянулся. Избиение тут же прекратилось.

— Чего вылупился? — спросил человек с палкой. — Ступай прочь, не твое это дело.

Но Баралис и не подумал испугаться.

— Оставьте его, — сказал он, обведя всех поочередно своими серыми, как сталь, глазами. Двое юнцов попятились — он умел влиять на людей одним лишь голосом.

— А ну как не оставим?

Осторожно, выбрав свободное от грязи место, Баралис сложил наземь сумку со своими снадобьями и свитками.

— Я выжгу сердца из ваших тел, оставив шкуру нетронутой. — Он сказал это просто, без похвальбы — это и было страшнее всего.

Те двое, что уже дрогнули, бросились наутек. Остались еще двое: человек с палкой и его приятель. Приятель тоже ретировался, лягнув напоследок жертву в пах. Баралис вскинул бровь.

— Тебе лучше последовать за своими юными друзьями. Я не советовал бы выходить против меня один на один.

Человек с палкой посмотрел ему в глаза, медленно осклабился и ушел.