Терри Брукс - Эльфийские камни Шаннары

Амантар заметил изумление старого короля.

— Король Эвентин, ты должен знать, что это — ответ на твою просьбу о помощи, — мягко пророкотал он. — Раньше эльфы и тролли воевали друг с другом — мы были врагами. Такое забывается не сразу. Но проходит время, и все меняется. Мы узнали о демонах. Мы даже столкнулись с ними. Были раненые, были и мертвые. Горные тролли понимают, какую опасность представляют демоны для Четырех Земель. Демоны — столь же великое Зло, каким были Чародей-Владыка и Слуги Черепа. Это Зло угрожает всем. А значит, эльфы и тролли должны забыть о старых обидах и вместе сражаться с общим врагом.

Это было очень сильно сказано. Амантар закончил и тщательно рассчитанным движением опустился перед Эвентином на одно колено — так горные тролли дают клятву верности. Его люди последовали примеру своего командира — они молча преклонили колена перед королем эльфов.

В глазах отца Андер увидел внезапные слезы. На какое-то мгновение отец стал прежним Эвентином, надежда и гордость отразились на его помолодевшем лице. Медленно он поднес свою правую руку к груди и положил ее на сердце, возвращая троллям обет верности по обычаю эльфов. Амантар поднялся, и они крепко пожали друг другу руки. Андеру хотелось громко кричать от радости.

Алланон шел по узким тропинкам Садов Жизни, наверху луна и звезды испуганно, как затравленные звери, скользили по ночному небу. Он шел сквозь холодящую ароматную темноту, одинокий, бесшумный как тень, сжимая руки под плащом. Капюшон скрывал лицо, прорезанное тонкими морщинами беспокойства и горькой решимости. Сегодня ночью он шел на встречу со смертью.

Он вышел к подножию холма, окруженного солдатами Черной Стражи, поднял руку и скользнул мимо них с быстротой промелькнувшей мысли, стражники даже не увидели его. Маг медленно поднимался на вершину холма, он не хотел смотреть на то, что пришел увидеть. Друид опустил глаза и глядел на поросший травой склон.

Лишь на самой вершине холма он поднял взгляд. Прямо перед ним стояла Элькрис. Когда-то изящные, тонкие ветви теперь склонились вниз, к земле, похожие на иссохшие кости. Больше не было ни аромата, ни цвета — осталась лишь бледная тень того, что когда-то было столь невообразимо прекрасным. Некогда кроваво-красные листья лежали теперь на земле, как обрывки пожелтевшей, смятой бумаги. Кора почернела и свисала лохмотьями, ветви сплелись, будто скорчившись от боли, — хрупкое дерево стояло теперь обнаженное, пригвожденное к ночному небу.

Друид застыл. Даже он не был готов к этому: ни к тому, что увидел, ни к тому, что при этом почувствовал. Отчаяние захлестнуло его, когда он ощутил всю неизбежность происходящего. Здесь он бессилен: даже друиды не знают секрета вечной жизни. Все когда-то исчезает с земли. И вот теперь — она. Время настало.

Алланон уже поднял руку, чтобы коснуться ее иссохших ветвей, но опустил. Он не хотел ощутить ее боль. Но маг знал, что не может так просто уйти, — медленно, нежно он провел рукой по стволу. Собрав всю свою силу, он передал ей импульс надежды и покоя — мгновение, и друид убрал руку. Еще день-два. Может быть, три. Не больше. Потом — смерть.

Он выпрямился, руки бессильно упали, взгляд остановился на умирающем дереве. Так мало.

Друид шел обратно и думал лишь об одном: успеет ли Амбель за это время — столь короткое — вернуться?

Вил Омсворд несся сквозь туман и мрак Диких Дебрей по узенькой, едва различимой тропинке. Отяжелевшие от влаги ветви деревьев преграждали дорогу, хлестали по лицу, размокшая грязь хлюпала под ногами, затрудняя бег, — ноги то скользили, то увязали. Долинец ни на что не обращал внимания; он несся вперед, в груди его теснились чувства, они наплывали, цеплялись друг за друга, соединялись и распадались: отчаяние от глупой потери эльфийских камней, гнев на Кефело, страх за Амбель и изумление, вызванное словами, которые она сказала ему, — все это полностью поглотило его. Но главное — те слова.

«Я люблю тебя», — сказала ему Амбель, и сказала всерьез. «Я тебя люблю». Как странно слышать это от нее. Совсем недавно он не решился бы даже поверить, что такое возможно. Она негодовала по поводу его присутствия, сомневалась в нем, не доверяла ему и не упускала случая показать это. Да и она ему, по правде говоря, не очень нравилась. Но это долгое путешествие научило их многому, они лучше узнали друг друга, а трудности и опасности, пережитые ими вместе, сблизили их. На какое-то время их жизни оказались неразрывно связанными. Слова стучали в его сознании, повторялись снова и снова. Тут внезапная мысль поразила его: он тоже любит ее.

Вил потерял равновесие и упал. Поднявшись, он с раздражением стряхнул воду и грязь и побежал дальше. День убывал слишком быстро; повезет, если до наступления ночи он выберется хотя бы на главную дорогу. В противном случае ему придется искать путь в кромешной тьме, одному, безоружному, в незнакомом краю. Дурак! Позволить старому мошеннику так облапошить его! Да и как он вообще мог рассчитывать на то, что Кефело станет помогать ему за какое-то туманное вознаграждение?! «Умница, Вил Омсворд, проницательный парень, — бранил он себя, гнев буквально душил его. — А Алланон еще думал, что может доверить тебе Амбель!»

Сколько раз он говорил себе: надо быть осторожнее. Отчаяние охватило Вила. Семь Эльфийских Охотников отдали жизнь только для того, чтобы он и Амбель смогли добраться до Диких Дебрей. А сколько еще погибло, сражаясь с демонами, которые уже, наверное, вырвались из-за стены Запрета? И что же, все напрасно? Стыд, а за ним и решимость овладели Видом, унося прочь отчаяние. Он не отступит — ни за что! Он получит назад эльфиниты, вернется к Амбель и приведет ее, невредимую, к Острию Земли, к Источнику Огненной Крови, и обратно, в Арборлон. Он сделает это, потому что он должен, потому что сделать что-то меньшее — это значит обмануть всех, и не только эльфов и Алланона, но и себя тоже.

Впереди на дороге показалась какая-то тень, возникнув из мрака, как блуждающий призрак ночного леса. Тихая и неподвижная, она ждала долинца. Вил резко остановился. Он так сильно испугался, что едва не свернул с дороги в чащу леса. Прерывисто дыша, он глядел на зловещую тень и, наконец, рассмотрел: всадник на взмыленном коне. Конь переступал с места на место и нетерпеливо бил копытом. Вил осторожно двинулся вперед, опасение сменилось сомнением, сомнение — изумлением.

Это была Эретрия!

— Ну что, удивлен? — Голос ее звучал спокойно и неторопливо.

— Еще как! — ответил Вил.

— Я здесь, чтобы спасти тебя последний раз, Вил Омсворд. Надеюсь, что теперь ты все же меня послушаешь.

Вил подошел к ней вплотную и остановился.

— У Кефело — мои камни.