Коллектив авторов - На своей земле

Бетани проскользнула мимо него, остановилась у постели Улы. На мгновение ее рука скользнула под подушку, словно поправляя. Ула глубоко вздохнула во сне, и Бетани так и осталась сидеть на полу, глядя на ее лицо.

К полудню жар спал.

— Из тебя не выйдет настоящего сида.

Гейрт соткался из бледного, уже тающего тумана, скрестил на груди руки.

— Ни теперь, ни через двадцать лет, ни через два века. Ты слишком увлекаешься возней с людьми. Ты должен был спать, и эта плоть истлела бы и превратилась в прелые листья, чтобы листья вновь стали…

Эоган, сидящий на стволе упавшего дерева, рассматривая свои ладони, поднял голову, молча ему улыбнулся.

Гейрт вздохнул, шагнул к нему и уселся рядом.

— Не имеет значения, — сказал он. — Так даже забавней. В каком еще холме есть человек, который сам к нам пришел?

— В северном Кроннахе.

Гейрт, не глядя, хлопнул его по затылку, как кошка хлопает лапой котенка. Эоган хихикнул и привалился к нему плечом.

— Пойдем домой. Солнце взошло. Кейти хочет спать, я тоже, и только ты вздумал вдруг бродить днем, как человек. Может, ты хочешь вернуться к людям?

Эоган фыркнул и поднялся первым.

— Почему бы мне этого хотеть? Идем, Гейрт.

…Сиды любят молоко, это всякому известно. Бетани и прежде порой оставляла чашку за дверью перед сумерками Самайна, оставляли и другие женщины. В этом году она вышла из дома, когда уже стемнело, — нарочно спохватилась, забыла, мол.

Когда она ступила за порог с чашкой молока в руках, небо уже сделалось темно-синим, как глазурь на мисках, которые продавали на прошлой ярмарке, и ветви деревьев раскололи его узором трещин.

Вокруг было тихо, и Бетани остановилась на крыльце, глядя вокруг. Она стояла так довольно долго, ожидая сама не зная чего.

— Бет! — крикнул из дома муж. Она отозвалась:

— Уже иду!

Бетани поставила чашку и сказала вполголоса, обращаясь ко всему миру вокруг:

— Это не вам, это Эогану. Это моему брату! — она запнулась, но продолжила: — И если ты хочешь… и слышишь… ты можешь войти в мой дом во всякий день, не только нынче ночью! Я разрешаю.

Где-то вдали пропел охотничий рог; его высокий чистый звук повис в воздухе, как оклик по имени. Бетани улыбнулась и вернулась в дом.

Наутро она нашла чашку пустой, а на дне ее — золотое кольцо.

В ночь Самайна бабушка всякий раз выставляла за дверь чашку молока, что-то приговаривала. Все уже привыкли, не мешали ей. Только Маргарет, бывало, посылали увести ее с улицы, если она слишком уж долго там торчала. Ночь-то, поди-ка, не та, чтобы оставаться под открытым небом. Бабушка всегда шла спокойно, не спорила.

В этом году она слегла. Не поднималась уже несколько дней, не поднялась и вечером. Маргарет спросила, не хочет ли бабушка, чтобы на крыльцо вынесли молоко, но та только головой помотала.

— Поздно уж, — невпопад сказала она. — Устала я.

…Дверь скрипнула глубокой ночью, когда все уснули. Маргарет открыла глаза, прислушиваясь, но никого не было. И ни звука.

— Я стала совсем старая, — тихо вздохнула бабушка в темноте, и Маргарет поднялась на локте.

— Ну что ты… — начала она, но бабушка не слушала.

— А ты не меняешься, — сказала она.

Наступила тишина. Бабушка словно ждала ответа, хотя рядом с ней никого не было. Она вдруг рассмеялась, покачала головой.

— Да, и верно.

— Бабушка? — позвала Маргарет.

Наступила тишина. Бабушка молчала долго, и Маргарет подумала уже, что она говорит во сне.

— Я умираю, — сказала вдруг бабушка. — Не ври, ты и раньше врать не умел, и теперь не научился, хоть и сид. Умираю. Ты можешь забрать меня?

Она вздохнула снова.

— Жаль.

Маргарет торопливо нащупала платье, висящее в ногах, и отстегнула железную булавку. Она подняла ее к глазам и, стоило ей взглянуть сквозь нее, как дом озарился светом. Сияли одежды, сияли волосы, сияла кожа того, кто сидел на краю бабушкиной постели, и Маргарет чуть не вскрикнула. Сид обернулся к ней и без того, почуяв ее взгляд.

— Это твоя внучка?

— Да, — бабушка тоже посмотрела туда. Она была совсем спокойная, улыбалась.

— Умница какая. Не бойся, — сказал он ласково. — Я сейчас уйду… и, должно быть, не приду больше. Дай, я тебя поцелую, Бет.

Он наклонился и поцеловал бабушку в лоб перед тем, как подняться. Сид прошел мимо Маргарет и провел на ходу по ее волосам прохладной рукой, под которой она втянула голову в плечи. Булавку она не выпускала, пока не увидела, что сид вышел, по-настоящему вышел, не остался в доме.

Под окном заржала лошадь, и Маргарет разжала стиснутые пальцы. Булавка упала на одеяло, потом на простыню, когда Маргарет выбралась из-под него и подошла к постели бабушки, шлепая босыми ногами по полу.

Бабушка молча указала ей на край кровати, туда, где сидел сид. В воздухе пахло цветами, пахло сырой землей, пахло снегом. Простыня была совсем холодная, когда Маргарет туда уселась.

Бабушка заговорила.

…Год спустя, когда стемнело, Маргарет вынесла полную чашку молока.

— Это Эогану, — сказала она. — Брату нашей бабушки. Выпей, пожалуйста, если хочешь.

Она хотела уже поставить ее и забежать обратно в дом, но остановилась, держась за ручку двери. Туман заливал улицу, поднимался все выше и выше, укрывал ее с головой, отгораживая от домов вокруг. Маргарет видела такой впервые, и ей показалось, что она одна в целом мире.

Они выехали из тумана вдвоем, совершенно бесшумно — словно их лошади не стучали копытами. Одного Маргарет знала, и он удивился, увидев ее.

— Что случилось? — спросил он.

— Я принесла тебе молока. Вот, — Маргарет подняла чашку выше.

— Но чего ты хочешь попросить?

— Ничего. Бабушка умерла, и я подумала… что ты, наверное, хочешь, чтобы кто-то приносил тебе молоко?

— Это становится невыносимо, Эоган, — со смехом сказал второй. — Отпустят ли тебя твои люди когда-нибудь?

— Нет, — ответила за него Маргарет.

Тот, незнакомый, рассмеялся снова, но Эоган протянул руку и взял у нее чашку.

Так случилось и на следующий год, и год спустя, и еще через год. Так случалось, когда на крыльцо выходил сын Маргарет, и его сын, и дочь его сына. Над ними прошла черная смерть, над ними прошел голод и война — и ничто не задело их.

— Круто, — сказала Джейн. — А тетя Эмили тоже выносит сидам молоко?

— Не-е, — Кристин перекатилась на спину и сунула палец в рот, отгрызая заусенец. — Мама говорит, это перевод продукта на сказки. Если бог создавал сидов, то про них должно быть в Библии, а там нет.

— О как. Не грызи ногти, — Джейн шлепнула ее по руке. — А то будет некрасиво.

Кристин послушно вынула палец изо рта. Несколько мгновений они лежали молча.