Коллектив авторов - Пути и перепутья

Удивлённый взгляд. Слава небесам, нашлись правильные слова в нужное время. Он проскользнул мимо Маклауда.

— Помнишь Кристин Зальцер?

Дункан неуверенно кивнул.

Митос взял две распечатки с кодами с заваленной книгами полки и повернулся, чтобы посмотреть прямо в глаза Дункану. Нет, похоже, до Мака ещё не дошло.

— А диск помнишь?

На этот раз можно было заметить вспышку понимания.

— Можешь назвать меня перестраховщиком, но в следующий раз я предпочел бы быть готовым.

После минутного размышления Дункан спросил:

— И что его запустит?

Он был неглупым парнем.

— Я пока разбираюсь, как он должен работать.

Это было правдой.

— Деталями займусь потом.

Ложь во спасение, если что.

— О!

В тихом возгласе слышалось разочарование.

Это не имело значения. Он бы совсем по-другому заговорил, скажи ему Митос правду.

Несколько часов спустя, внимательно, до рези в глазах, изучив первоисточники с кодами, распечатки и хакерские форумы, Митос, наконец, набрал в разных вариациях и переводах предложение, активирующее вирус.

Умер Джо Доусон.

Он медленно повертел в руках открытку. Картинка на ее лицевой стороне изображала силуэт большого города, на переднем плане сияла нежно-голубым вода, над которой красовался отважно перекинувшийся через нее мост. «Привет из Стокгольма», гласила надпись на открытке.

— Доброе утро, Отец Лиам, — улыбнулась ему проходящая мимо женщина. Он приветствовал ее в ответ и снова вернулся к открытке.

Беглым почерком в ней было написано по-французски:

Дорогой Дарий,

Наконец исполняю свое давнее обещание прислать тебе открытку. Для твоей коллекции. Знаю, что с большим опозданием. Наверно, ты посчитаешь это шуткой, но сегодня у меня просто возникла потребность написать тебе.

Как ты видишь, на этот раз меня занесло в Стокгольм. Здесь чудесный университет, где я возобновила свои исследования в весьма приятной обстановке. Жизнь моя стала куда легче, когда надо мной не висит больше угроза в лице Карло, и не надо никого бояться. Тем не менее, времени катастрофически не хватает. Нужно столько всего сделать, столько наверстать. Сегодня такой прекрасный день, что я впервые за долгое время взяла выходной и теперь наслаждаюсь солнцем на пляже.

Привет Дункану и Тессе. И когда я снова буду в Париже, то обязательно жди в гости!

Читая, он медленно покинул маленький мощенный двор церкви Сен-Жюльен-ле-Повр и, свернув за угол, прошел несколько метров до ворот в парк. Немного постоял, созерцая массивную акацию, возможно, старейшее дерево Парижа, окинул взглядом отдыхающих людей и приблизился к церковной стене. Там, в самом тенистом углу, приютилась скромная каменная плита с надписью:

Дарий

Покойся в мире

Лиам молча встал перед надгробием и предался воспоминаниям о своем друге и наставнике. Сентиментальностью он не отличался, но все в этой маленькой церкви и уютном сквере Рене Вивиани напоминало ему о Дарии. Лиам был уверен, что дух Дария все еще витает в стенах, где он жил так долго.

Лиам вспомнил об открытке, которую все еще держал в руках. Грейс… да, Дарий как-то упоминал ее. Они несомненно были хорошими друзьями. Лиам тихо вздохнул: послание опоздало на два года.

Могилы у Дария не было, Дункан Маклауд развеял прах друга над Сеной, чтобы река унесла его в море. Лиам не сомневался, что Дарию бы это понравилось. И все же прихожанам так не хватало Дария, и жаль, что только вот эта плита напоминала сейчас о нем…

Лиам опустился на колени, положил открытку на холодный камень и сложил руки. Постояв так несколько секунд, он поднялся и пошел готовиться к вечерней службе.

Летом две тысячи двадцать… какого-то года Ника Вольфа занесло в Париж. Не по делам, просто пересадка.

Аэропорт, из которого он должен был вылетать, не работал из-за забастовки, и его рейс перенесли на завтра. Ник забросил вещи в квартирку, которую Аманда сохраняла для таких вот случаев, и пошел побродить без всякой цели. Через некоторое время он обнаружил себя на знакомой набережной, недалеко от церкви, где служил Лиам Райли и которую некоторые Бессмертные постарше звали «церковь Дария».

Ник не успел обдумать, стоит ли беспокоить священника, как почувствовал Зов, оглянулся по сторонам и никого подходящего не увидел. Но Зов не усиливался и не ослабевал. Ник догадался подойти к ограждению и поглядеть на нижнюю дорогу. На парапете недлинной лестницы, спускавшейся к воде, сидел Лиам. Зов он, похоже, не почувствовал.

Сбежав вниз, Вольф тронул приятеля за плечо, тот резко вскочил, обернулся и, узнав, вздохнул:

— А, это ты…

— Это я, здравствуй. О чем задумался, так что даже Зов не чувствуешь? Проблемы? — последний вопрос Ник задал, видя недоумение, даже обиду на красивом лице Лиама.

— Какие проблемы, — буркнул Райли, — меня выгоняют!

— Откуда?

— Из храма. Мне ясно дали понять, что я должен оставить приход. И вообще не могу оставаться священником!

У Лиама задрожали губы. Но никакой слезы в карих глазах не образовалось, наоборот, они горели сухим огнем. Ник, воспитанный в протестантской семье, был человеком малорелигиозным, но что значат для Райли его вера и сан, понимал.

— Э-э-э, ты ни в чем не провинился?

— Что ты хочешь сказать?!

— Ну, прихожане на тебя жалоб не писали? Или, там, недостача пожертвований? Всякое бывает.

— Нет! Команда нашего прихода заняла первое место по волейболу, школа для подростков-мигрантов… проповеди… Главное — мне ничего не объясняют!

Праведный гнев сквозил в его словах, а Ника вдруг осенило:

— Лиам, — сказал он, положив ладонь на грудь возмущенного приятеля, — а скажи, пожалуйста, как давно ты служишь в этой церкви?

— Недавно. Или давно. Какая разница?!

— Извини, дружище, но не мог бы ты посчитать точно.

Райли немного подумал, вспоминая, пожал плечами и сказал:

— Тридцать лет. В этом году исполнилось.

— И?

— Ты считаешь, это заметили? — Райли растерялся.

— Ну, тебе виднее, я с твоим начальством не знаком. Да и с посе… то есть прихожанами, тоже. Может, пойдем в кафе, посидим, обсудим?

— Пойдем…

Эта история была, как ни странно, вдохновлена фильмом «Горец: Конец игры», где Митос называл свой точный возраст. Действие происходит в 2000 году, но до событий фильма «Горец: Конец игры».

Моя прискорбная обязанность — снова поместить Митоса в «Список пропавших»…