Дэвид Эддингс - Рука судьбы. Владычица магии. Волшебный гамбит [компиляция]

Безмятежное спокойствие детства Гариона было вновь прервано появлением у ворот фермы Фолдора странствующего сказочника, оборванного старика, не имевшего, казалось, даже имени. На коленях штанов красовались заплаты, носки у башмаков отсутствовали. Шерстяная туника с длинными рукавами подвязывалась на поясе обрывком верёвки – подобные одеяния не носили в этой части Сендарии, но, по мнению Гариона, оно очень подходило к свободно свисающему капюшону, закрывавшему плечи, а пятна, напоминавшие о былых трапезах, ничуть не портили общую картину. Только широкий плащ казался довольно новым. Черты лица были мужественные, чуть угловатые, но ничто не выдавало происхождения странника Старик совсем не походил ни на аренда, ни на чирека, Олгара или драснийца, райвена, толнедрийца.. и скорее всего был отпрыском какой-то давно забытой расы. Глаза, синие, глубоко посаженные, сверкающие весельем, оставались вечно молодыми, наполненными озорством.

Сказочника, время от времени появлявшегося на ферме Фолдора, всегда радушно встречали. По правде говоря, он был бездомным бродягой, зарабатывающим на жизнь рассказами историй, волшебных, весёлых и грустных. Не всегда они оказывались новыми, но было некое завораживающее очарование в манере его рассказа. Голос старика мог подниматься до громовых раскатов или звучать нежно, подобно летнему ветерку. Старик мог подражать разным людям, свистеть как птичка, так что даже эти крохотные создания слетались на этот щебет, а когда выл по-волчьи, мурашки пробегали по коже слушателей, а в сердцах воцарялся гнетущий холод, как будто наступила ледяная драснийская зима.

Он мог имитировать стук дождевых капель и шум ветра и даже – о чудо из чудес! – шорох падающих снежинок. Истории его были полны звуков, оживляющих монотонность пересказа, и получалось так, будто слова обретают плоть, запах, – странное ощущение охватывало слушателей: они как бы присутствовали в том времени и месте, о которых шла речь.

И всё это великолепие сказочник не скупясь отдавал в обмен на ужин, несколько кружек эля и тёплую постель на сеновале. Он бродил по миру свободный, словно ветер или птицы, которых он изображал.

И всегда между сказочником и тётей Пол будто пробегал огонёк узнавания, хотя она встречала его приход с мрачным смирением, явно подозревая, что, пока этот бродяга шатается здесь, сокровища её кухни не могут быть в безопасности.

Как только появлялся старик, караваи хлеба и пироги начинали необъяснимо исчезать, а острый нож, который тот всегда держал при себе, мог в мгновение ока лишить хорошо поджаренного гуся обеих ножек и в придачу грудки, стоило только поварихе отвернуться. Тётка дала ему прозвище Старый Волк, и появление сказочника у ворот фермы вновь знаменовало начало тянущегося годами соперничества. Сказочник немилосердно льстил ей, даже когда готовился что-нибудь утащить. Когда старику предлагали печенье или свежеиспечённый хлеб, он вежливо отказывался, но успевал стянуть чуть не полтарелки, прежде чем её отодвигали, а пивной и винный погреба, казалось, тут же переходили в его владение, и хотя тётя Пол старалась не спускать глаз с воришки, всё кончалось ничем – тот был поистине неистощим на уловки.

И, к величайшему прискорбию, среди наиболее ревностных учеников старика был Гарион. Иногда, доведённая до истерики необходимостью наблюдать сразу как за старым мошенником, так и за подрастающим, тётя Пол вооружалась метлой и выгоняла обоих из кухни, не жалея ни ударов, ни едких слов. А старый болтун, смеясь, удирал вместе с мальчиком в укромное место, где они наслаждались плодами своих набегов, и сказочник, поминутно прикладываясь к фляжке с украденным вином или пивом, рассказывал прилежному слушателю истории из далёкого прошлого.

Самые лучшие сказки, однако, он оставлял для обеденного зала. После ужина, когда посуда была уже убрана, старик обычно поднимался со своего места и уносил слушателей в мир волшебного очарования.

– Расскажи нам о начале всего, старый мой друг, – попросил однажды благочестивый Фолдор, – и о богах тоже.

– О начале и о богах? – задумался сказочник. – Достойный предмет для беседы, Фолдор, да только очень уж сухой и скучный.

– Я заметила, что ты всегда находишь подобные темы сухими и скучными, Старый Волк, – усмехнулась тётя Пол, подходя к бочонку, чтобы нацедить для старика кружку пенистого пива.

Тот с торжественным поклоном принял дар.

– Одна из неприятных сторон моей профессии, мистрис Пол, – пояснил он, поднося к губам кружку.

Сделав несколько глотков, сказочник на минуту задумался, повесив голову, потом взглянул, как показалось Гариону, прямо ему в душу. И затем старик сделал нечто странное, чего никогда не совершал прежде, рассказывая истории в обеденном зале Фолдора.

Закутавшись в плащ, он величественно выпрямился.

– Знайте, – начал он звучным глубоким голосом, – что в начале дней создали боги землю, моря, а также сушу. И разбросали они по ночному небу звёзды и поместили туда Солнце и его жену, Месяц, чтобы в мир пришёл свет.

И боги заставили землю родить животных, и населили воды рыбой, а воздух расцвёл цветами птиц. И создали боги людей и разделили их на народы.

Богов было семеро, все равные между собой, а звали их Белар, Чолдан, Недра, Исса, Мара, Олдур и Торак.

Гарион, как и все жители этой части Сендарии, конечно, знал всё, что произошло потом, потому что эта история вела своё происхождение от олорнов, а Олорнские королевства окружали Сендарию с трёх сторон. Воображение унесло мальчика далеко-далеко, туда, где боги в те давние туманные дни создавали вселенную, и озноб охватывал его при упоминании запретного имени Торак.

Гарион внимательно слушал, как каждый из богов выбирал себе народ: Белар – олорнов, Исса – найсанцев, Чолдан – арендов, Недра – толнедрийцев, Мара – больше не существующих Марагов, а Торак – энгараков, только бог Олдур предпочёл жить в одиночестве, изучая звёзды, признав только нескольких людей своими учениками и последователями.

Гарион обвёл взглядом заслушавшихся домочадцев. Глаза Дерника были широко раскрыты, руки старого Крэлто вцепились в стол, лицо Фолдора сильно побледнело, на щеках стыли слёзы. В глубине комнаты стояла тётя Пол. Хотя в очаге жарко горел огонь, она зябко куталась в накидку, но стояла выпрямившись, не сводя взгляда с рассказчика.

– И однажды бог Олдур сотворил драгоценность в форме шара, в драгоценности этой переливалось сияние звёзд, рассыпанных по северному небу. И восхищённый народ назвал эту драгоценность Оком Олдура, потому что с её помощью мог Олдур видеть, что было, что есть и чему ещё только предстоит свершиться.