Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт

— То есть у них всё в порядке? Не голодают?

— Нет, нет, — отвечал Эрнст Кахельбаум, — той провизии, что привёз нам капитан Рене, им пока хватит. Чтобы весной было что есть, огороды разбивают, озимые пахать начали, я им семян дал, только дело медленно идёт, ни плугов, ни лошадей нет в достатке. Может, коз им купить? Коза для прокорма вещь весьма полезная.

— Всё будет, и коней дадим, и коз купим, — обещал кавалер, — земли-то на пахоту на всех хватит?

— Пока впритык, — отвечал ему Эрнст Кахельбаум, — но господин Ёган обещал, что за зиму осушит ещё часть земли у речки, тогда земли и под пар оставить хватит.

— Осушу, осушу, — кивал головой Ёган, — теперь-то рук много, я много теперь земли осушу. И на пары, и на пашню, и на покос с выпасом земля будет, там её вдоль речки столько, что пахать-не перепахать.

— Де Йонг строит дома для мужиков, значит… А дом на берегу реки, возле Амбаров строит?

Ёган покосился на Эрнста Кахельбаума и, видя, что тот отвечать не собирается, ответил сам:

— Да когда же ему? Он же мужичью дома строит с утра и до ночи.

Волкову это не понравилось. Но винить Ёгана и Эрнста Кахельбаума было бессмысленно, они-то тут при чём? Только сказал недовольно:

— Надобно дом на берегу реки в первую очередь строить. А мужичьё подождать может.

Но даже дом для госпожи Ланге волновал его сейчас не так, как дело другое. Дело ещё более важное. Он повернулся к своему племяннику, который до сих пор не произнёс ни слова. Только слушал разговоры дяди и управляющих.

«Мальчишка совсем, сколько ему — пятнадцать? Пятнадцать, наверное, есть, что ж, пора уже становиться взрослым».

И кавалер заговорил с юношей тоном серьёзным, даже немного строгим, при этом глядя на него пристально:

— Господин Фолькоф, полагаю для нашего дома выгодным сочетать вас браком.

Бруно покосился на своего приятеля Михеля Цеберинга — мол, ты слышал? Но тот даже посмотреть в его сторону не решился, сидел, чуть выпучив глаза. Генерал ожидал, что молодой человек теперь начнёт задавать дурацкие вопросы, говорить какие-нибудь глупости, но Бруно был не таков, повернулся к Волкову и сказал спокойно:

— Думаю, дядя, вы нашли для меня хорошую невесту.

— В этом даже не сомневайтесь, — говорил кавалер, а про себя удивился спокойствием и выдержкой племянника, — ваша невеста представляет один из самых известных домов, она из дома Райхердов.

— Райхерды! О, мы слышали о них, — произнёс дружок племянника Михель Цеберинг с большим уважением. — У них много барж на реке и много складов.

Волков лишь взглянул на него строго, и он сразу замолчал.

— Что ж, это действительно знаменитый род, — произнёс Бруно.

— Вашей невесте…, - кавалер сделал паузу, — она не молода, ей уже двадцать пять, она вдова и у неё двое детей. Надеюсь, друг мой, вас это не оттолкнёт.

Второй раз за этот разговор племянник покосился на своего приятеля, но тот и на этот раз ничего не сказал и ничего не сделал. После взгляда генерала он почти не решился бы говорить снова. Поэтому Бруно поглядел на дядю.

— А не очень ли она стара? — вымолвил юноша. — А пригожа ли?

«Волнуется он. Что ж, волноваться тут надобно, дело-то серьёзное».

— Я её не видал, — сказал генерал. — Но это брак, союз домов, дорогой мой племянник, тут, как говорят, с лица воду не пить. Всякая женщина из фамилии Райхерд — желанная невеста.

— Да, я знаю, дядя, знаю, — заговорил Бруно, — я во всём хочу походить на вас, вы тоже женились не из приязни, а чтобы сочетаться с домом графов Маленов.

«Будь они трижды прокляты».

А молодой человек продолжал:

— Жена нужна для дела, а уж для приязни я заведу себе в доме сердечного друга, как сделали вы.

— Не нужно держать в доме сердечного друга, — назидательно сказал Волков, — для того я и строю дом на берегу реки, потому что две дамы под одной крышей не уживаются.

— Истинно, — вдруг произнёс Ёган, — две волчицы в одном логове нипочём не уживутся.

Все, кто присутствовал при этом разговоре, посмотрели на него, и он замолчал смущённо.

— Я понял, дядя.

— Вот и прекрасно, друг мой, смотрины будут через тринадцать дней в Лейденице. Там вы и увидите свою невесту. А пока езжайте в Мален и купите себе лучшую одежду. Нет… Поезжайте в Ланн, там живут лучшие портные, что есть по эту сторону гор. Денег я вам дам, коня возьмёте лучшего из моих конюшен. А ещё в помощь я пошлю с вами господ Габелькната и Румениге. Они из Ланна, они там всё знают.

— Дядя, а можно мне такой костюм, как у вас? Тот, что синий.

Волков молча кивнул и сказал после:

— Отправляйтесь завтра же. Купите и шапку себе лучшую.

— Дядя, у меня есть дела, может, мне их закончить?

— Главное дело для вас сейчас — это свадьба, — назидательно произнёс кавалер, — а дела ваши закончит за вас ваш товарищ.

Волков указал на Михеля Цеберинга, тот сразу согласился:

— Езжайте, Бруно, раз так, я тут все дела сам поделаю.

Дел у него было много, и трат было много. Но впервые в жизни Волков доподлинно не знал, сколько у него денег. Он получал — тратил, получал — тратил, ничего никуда не записывая. Надеялся на свою хорошую память на числа. Но в конце концов у него всё спуталось в голове. Золото, полученное от банкиров за серебро, золото, полученное с горцев, — единственное, о чём он имел представление, но ведь и до этого у него было золото. А серебру он давно счёт потерял. Не было у него человека, чтобы вёл счёт его деньгам. Был Максимилиан, которому он доверял, но молодой человек к деньгам относился достаточно пренебрежительно и не очень старательно считал их. В общем, утром следующего дня, пока Мильке и фон Реддернауф выбирали ему коней и лошадок из общего табуна, он велел поставить себе шатёр, велел принести туда все сундуки с деньгами, позвал Максимилиана и ещё хромавшего после ранения Курта Фейлинга и принялся с ними считать монеты.

Глядя на россыпи золота, что кучами валялись на ковре, кавалер не испытывал каких-то особых чувств. Раньше, лет десять назад, он готов был отправиться в рискованное предприятие и за десять жёлтых кружочков. А теперь же… Нет, никакой радости, просто ресурс. Они пересчитывали монеты и складывали их по сто штук в небольшие мешочки, а уже мешки складывали в сундуки и записывали всё на бумагу. Шестнадцать тысяч двести семьдесят, в основном гульденов. Но были и флорины, и кроны, и даже несколько дублонов. Всё уместилось в три небольших, но тяжёлых сундука. Несколько монет кавалер положил себе в кошель, по одному дублону дал Максимилиану и Фейлингу. Стали считать серебро. Пятьдесят семь тысяч талеров. Пару сотен в кошель пошло, на расходы. Две с половиной тысячи Мильке на покупку лошадей, полторы сотни за возы, палатки, посуду. Ещё, наверное, ему придётся выкупить у солдатских корпораций остатки провизии. Мало ли, зиму его мужикам надо как-то пережить. Также он держал в голове, что ему предстояло ещё выплатить содержание тем солдатам и офицерам, что остались гарнизоном в лагере. А ещё лафеты для пушек заказать. Быстрее бы уже Райхерд протолкнул договор в совете кантона, иначе каждый месяц ему бы приходилось выплачивать людям без малого шесть тысяч монет.