Ярослава Кузнецова - Химеры [СИ]

Только с должной осторожностью. Поднять благодетеля на вилы благодарный народ успеет всегда.

Энери покачал головой. Полуночный! Если б та замученная медсестричка с поста могла видеть его инвертированную ауру, полыхающее тьмой сердце, разве она осталась бы равнодушной?

Улицу пересекла многоколейная железнодорожная развязка, целое скопище серых и синих товарных вагонов и цистерн. За сортировочной станцией пестрели крыши складов, курганы контейнеров, ряды грузовых кранов, корпуса и доки судоремонтного завода. Свинцовую воду расчертила гребенка пирсов, поперечные и диагональные полосы волноломов, дуга большого мола с башней маяка на дальнем конце.

Энери перебрался через пути, пару раз пролез под вагонами, и мимо складов вышел на набережную.

На рейде стояли корабли. Авианосец — Энери отчетливо видел, что палуба его, та ее часть, что нависает над водой, обломана, как вафля. Один из двух больших кораблей сидел в воде скособочившись, заметно завалившись набок. Остальные, на первый взгляд, казались целыми, но, присмотревшись, Энери заметил частично разрушенные надстройки и изуродованные мачты.

С одного из этих кораблей найльский офицер Гвальнаэ Морван, немногий из выживших, видел, как падает самолет Сэнни.

На пирсе, на который свернул Энери, кипела жизнь. Разгружали небольшое судно, грузчики суетились, перетаскивая мешки и ящики. Старик в брезентовом дождевике распекал молодого парня, почти подростка. Тот виновато топтался, оправдывался, разводя руками и кивая на грузчиков через плечо. Волосы парня были подвязаны алой косынкой, это яркое пятно и привлекло внимание Энери. Парень был бос — первый босой найл встреченный Энери за всю семисотлетнюю жизнь.

Нет, не найл — широкоскулое альдское лицо, серые глаза, светлая кожа…

О, пропасть! Он не человек!

Энери моргнул — синеватое переливчатое свечение фоларийской ауры не спутаешь ни с чем.

— Забирай ее немедленно и проваливай! — орал дед, потрясая костистым кулаком. — Всю каптерку мне изгадила! Дверь изодрала, обивка в клочья! Тумбочку опрокинула, газеты слизью изгвазданы, теперь их только в печку, все кроссворды пропали! И деньги плати, ты еще вчера сказал, что заплатишь, где деньги?

— Не дают! — парень разводил руками. — Зачем, говорят, тебе деньги, бери еду и радуйся. Дедуль, я тебе сайрой заплачу, четыре банки дали, и хлеба буханку…

— Пошел ты со своей сайрой! И девку свою забери! Сию же минуту забери ее, она воет, у меня собака сбежала. Я в каптерку зайти боюсь, она там беснуется!

Энери, стараясь не привлекать к себе внимание, подошел к спорящим — и одним молниеносным движением сцапал парня за ворот. Тот дернулся, оглянулся — и рванулся так, что у Энери чуть рука из сустава не вылетела. Однако он держал крепко — знал, с кем имеет дело.

Крутанул ворот, наматывая ткань на кулак, уклонился от полосующих когтей, вздернул извивающегося фолари, почти оторвав его от земли.

— Эй? Господин хороший? — возмутился старик. — Ты что паренька хватаешь? Никак он и тебя провести хотел?

— Тихо. Не дерись, — сказал принц, ловя испуганный и одновременно яростный взгляд. — Поговорить надо.

Фолари пнул его в голень, разодрав брючину в лапшу. По ноге щекотно потекли быстро остывающие капли.

— Я прошу у тебя помощи, — настаивал Энери. — Отпущу, когда ты пообещаешь мне помочь.

Фолари вдруг перестал размахивать когтями и повис, как кот, которого держат за шкирку.

— Я… тебя помню, — он заговорил на альдском, голос у него был сдавленный — ворот фуфайки врезался в горло. — Я… тебя видел. В Катандеране… в кафе. Ты пил кофе… а потом ушел… и зонтик забыл. Ты с тем наймарэ… который химерок… сбрасывал?

Анарен нахмурился:

— Тот наймарэ — мой враг. Я Лавенг, если тебе это что-то говорит.

— Зачем… явился?

— Самолет Алисана Лавенга упал в море. Я хочу его найти.

— Никаких… сделок с Полночью!

— Это не сделка. Это просьба. Я прошу тебя помочь мне отыскать упавший в море самолет.

Пауза. Фолари вздохнул, как мог глубоко, и перестал сверлить принца негодующим взглядом.

— Отпусти. Я поищу этот твой самолет.

— Эй! — старик недоуменно глядел то на одного, то на другого. — Мне кто-нибудь заплатит, или как?

— Я заплачу.

Анарен разжал пальцы. Фолари немедленно отпрыгнул в сторону, но остановился в двух шагах, глядя насуплено и растирая ладонью загривок. Принц достал портмоне, вытащил, не глядя, купюру и небрежно сунул ее старику.

— И что ты, по-твоему, творишь? — загремел в трубке низкий бас.

Дед был не в духе, но в его голосе проскальзывали едва заметные нотки одобрения. Кав научился их различать еще в детстве, когда его приволакивали пред дедовы очи, выковыряв из оружейной, или из кабины бронетранспортера, в которой так удобно было играть в боевые вылеты. "Из доброго щенка вырастет добрый боевой пес", изрекал предок. Но драли Кава все равно нещадно.

— Что, еще одну медаль за е…натство захотел?

Эмор не очень одобрял награды "За безудержную храбрость" и отзывался о них неизящно.

"Если бы мои потомки с такой же частотой получали награды "За боевое планирование" или хотя бы просто "За наличие мозга", я бы умер спокойно", говорил старый лорд и тяжело вздыхал. Но потомки пока ничем таким не отличались, и Эмор, наверное, собирался жить вечно.

— Я упрочил наше положение на Южном Берегу, — оправдался Кав. — Ну, как смог. Тут такое творится…

— Знаю, — низкий голос помрачнел. — Был на совете королевском. Огромная потеря для семьи.

Кав стиснул в кулаке телефонную трубку.

— Какие твои планы? — смягчился дед.

— Немедленно штурмовать Рокеду, — Кав даже не запнулся.

— Ну что же… Димар не скоро поднимется. Дайтону, Эстору и Россу я приказал тебе содействовать. Давай, разбирайся, жених.

— Слушаюсь.

Кав повесил трубку, поблагодарил телефонистку и, покинув прохладное тихое помещение почты, вышел под палящее полуденное солнце. В задумчивости он шел по мощеной светлым булыжником мостовой, а его машина тихо кралась рядом. Надо было идти на пристань, но он дал крюка и вышел на бастион Южных Уст, старую-престарую крепость, которая несла на себе остатки еще нурранских гербов. Полукруглым валом она вдавалась в море, отвесные мощные стены в солнечных лучах отливали пшеничным золотом. На широченных зубцах и меж ними были разбиты цветники, зеленела трава. Кав окинул взглядом новые пушки на старых каменных лафетах, зачехленные зенитные орудия на угловых башнях.

Широкий полумесяц бухты Ла Бока серебрился перед ним, отражая нестерпимый блеск полудня. На рейде стояла эскадра адмирала Деречо — внушительное, полное величия зрелище. "Левиафаны" по сравнению с крейсерами и миноносцами выглядели не так уж изящно, этакие серые здоровенные буханки, неуклюже покачивающиеся на волнах. Впрочем, буханки новехонькие. Вовремя Мораны их подогнали. Еще неизвестно, что собирался Деречо размещать на моранских вертолетоносцах, если бы на Южный берег не вторг… э, не пришли бы на помощь Макабрины, но у Южных Уст с авиацией небогато. А теперь каждый из двух "Левиафанов" несет на себе шестнадцать тяжелых вертолетов и четыре легких.