Ярослава Кузнецова - Химеры [СИ]

Обводя взглядом отступивших к дальним стенам людей, Энери заметил красную косынку Ньета. Парень смотрел на него с каким-то странным выражением, чуть ли не виновато. Фоларица, перепуганная напряжением, разлившимся в зале, пряталась у товарища за спиной.

В кузове фургона — а это был расписанный защитными рунами черный «барс» — Анарен ехал один, окошко к водителю оказалось приварено железным листом. Пока ехали, принц изучил свои оковы, те, что были на ногах — браслеты кто-то старательно обмотал серебряной проволокой. Ножу серебро особого вреда не наносило, но кожа под ним покрылась крапивницей и ужасно чесалась.

Ехали долго, со множеством поворотов, карабкаясь все выше и выше. Химера, в которой Энери в прошлых жизнях был единожды — когда сделался Ножом — стояла над морем на уступах скал, с востока ограниченная дельтой Реге.

Для Энери Химера навсегда осталась городом Короля-Ворона. Айрего Астель, слуга рока, воплощение неотвратимого возмездия. Где теперь его огромный, ростом почти с Энери, меч Перо Нальфран, «рассекающий то, что должно рассечь, и не рассекающий то, что не должно»? Его, Энери, ключица и грудь оказались тем, что рассечь должно.

Возмездие настигло через много лет после того, как Энери очнулся в куче трупов под стенами Маргерии и понял, что больше никто и ничто не связывает его с мятежом. Он посчитал себя мертвым и свободным уже тогда.

Он ошибался. Он был недостаточно мертв и совсем не свободен. Может быть, он уже тогда принадлежал Полночи. А меч Ворона и сделка с наймарэ, который принес нож Холодного Господина, лишь подтвердили очевидное.

Фургон остановился, постоял, снаружи неразборчиво покричали. Потом дверь с лязгом отворилась.

— Эй, кровосос, выходи.

Анарен спрыгнул на мокрый асфальт, едва не упал — со скованными ногами и руками оказалось непросто удержать равновесие. Задний двор четырехэтажного кирпичного здания, высокий сплошной забор, лужи, грязные разводы от колес автомобилей. Два солдата в черных шинелях с винтовками и Комрак с пистолетом проводили его путаницей полутемных коридоров в подвал. Комрак отпер одну из железных дверей и втолкнул Энери в камеру-одиночку.

— Господа… — Энери обернулся, чтобы попросить хотя бы перековать ему руки вперед, но дверь захлопнулась, и загремел замок.

Голая лампочка на шнуре цедила слабенький дрожащий свет. Пахло хлоркой. К дальней стене была прилеплена откидная койка, как в поезде, в дешевых вагонах. В другом углу, почти утонувший в цементных наплывах, торчал заросший ржавчиной унитаз, в котором текла вода. За унитазом валялась какая-то темная, в бурых лохмотьях, груда. Энери осторожно подошел, звеня цепью по напольной плитке.

На полу, между унитазом и стеной, лежал мертвый наймарэ. Укрытый поломанным крылом, в прорехи видны роговые чешуи брони и тусклый штрих-пунктир серебряных цепей. Энери едва не вскрикнул — в первый момент ему показалось, это Асерли тут лежит, старый добрый враг.

Но это был, конечно, не Асерли.

Мыском ботинка Энери откинул лохмотья крыла. Незнакомый наймарэ скорчился в беспомощной позе эмбриона, головой в луже почерневшей уже, густой, словно смола, крови. Змеиная пасть раззявлена, десны обведены черным, тонкие, как шилья, зубы поломаны. На виске аккуратная дырка — тварь застрелена и, скорее всего, второй половины лица у нее нет. Руки и ноги у наймарэ, так же, как у него, скованы обмотанным серебряной проволокой железом — тут серебро выело полуночную плоть до костей.

Энери отвернулся, отошел к противоположной стене. Плечом и скованными руками, кое-как, опустил откидную койку, сел.

Видимо, демон не пожелал «сотрудничать». Или, обнаружив лазейку в формулировках, попытался напасть на людей. Или попытался напасть просто так, вопреки своему слову — тогда расплата, по законам Полночи, произошла немедленно. Что гадать? Они даже не убирают трупы. Зачем, через сутки мертвое тело само рассыпется прахом, можно смыть в канализационный сток.

Ну и, конечно, хороший психологический ход. Для людей. Настоящую Полночь этот натюрморт не напугает и даже не особо разозлит. Вот, как меня.

Я ведь самая что ни на есть настоящая Полночь.

Крепость из серого камня высилась на бесплодном острове, несколько поясов зубчатых стен, широкие приплюснутые башни. Покореженная пушка была выдрана из бетонного кожуха и валялась в груде каменных осколков, разбитая взрывом. Рядом в неестественных позах раскидало орудийный расчет, смуглый черноволосый парень лежал на залитом кровью парапете, остановившимися глазами глядя на рейд, где горели корабли. Жужжание металлических ос наполняло дымный воздух, верткие силуэты мелькали тут и там, жаля с неба ракетным огнем. Цветные дымы, текущие с зубчатых крыш, закручивались тугими пружинами.

Здоровенный рыцарь в грязно-белой полевой форме и исчерканном бронежилете несся по задымленному коридору, как таран. Светлый чуб прилип ко лбу, короткоствольное оружие в руках казалось несоразмерно маленьким. Вот он пнул ботинком какую-то дверь, кинул туда гранату и прижался к стене. Грохнуло, полетела штукатурка и осколки камня. Другой здоровяк с черными черепами на рукавах, повинуясь жесту, заглянул в комнату, махнул рукой. Еще двое держали коридор под прицелом, трое заняли позицию у проемов окон, поливая огнем двор. Стекла давно вылетели и осколками валялись на покоробленном полу.

Вот саперы подрывают дверь очередной приземистой орудийной башни. Светловолосый рыцарь что-то кричит в рацию, которую держит на плечах чумазый парнишка. Из-за угла трусцой выбегают двое в грязно-белом, у одного за спиной ранец. Мгновение — и в распахнутую дверь с шипением рвется струя жидкого пламени. Раздаются автоматные очереди. Охваченный огнем человек вываливается из башни и с криками катится по бетону. У него горят одежда и волосы. Круглая граната вываливается из руки и подлетает под ноги светловолосому. Он спокойно останавливает ее носком ботинка, потом стреляет орущему лестанцу в голову, быстро и метко.

Амарела застонала во сне и вцепилась в жесткую шерсть кота.

Это же Рокеда… Рокеда… что там происходит.

Сквозь сон прошел рогатый силуэт. Получеловеческое лицо, оленьи ветвистые рога, плавные нелюдские движения, прошел и скрылся в чаще спутанных ветвей. Амарелу окатило тоскливым страхом.

Снова остров и ватные облачка разрывов в воздухе… В стене одной из башен зияет пролом. Грохот на рейде — медленно тонет один из кораблей. На бортах — зелено красные щиты.

Она видела это десятками глаз, картинка кружилась, то приближаясь, то отдаляясь.

Оленеголовый с жутким любопытством наклонился над ней, заглядывая в лицо. На руках — прямые острые когти. Предплечья поросли оленьей шерстью.