Ярослава Кузнецова - Химеры [СИ]

Гваль напряженно всматривался в дорогу, сетка трещин змеилась по стеклу, сильно ухудшая обзор. Острое лезвие у горла прелести путешествию не прибавляло.

— Быстрее.

Голос негромкий, мужской. Низкий, хотя и очень молодой.

Гваль напрягся в ожидании нового болезненного рывка ремня, молча вывернул руль, ударил по тормозам. Машину в который раз за сегодня рвануло в сторону, занесло, непрошеного попутчика отбросило, нож тоже, Гваль выхватил из кобуры пистолет и дважды выстрелил через спинку сиденья, не целясь. За спиной вскрикнули, потом застонали. Стало тихо. Гваль машинально прижал ладонью щекотную струйку, ползущую из длинной ссадины на шее. Включил свет, обернулся.

Кто-то скрючился на кожаных подушках, зажав живот, блеснули оскаленные зубы. Копна черных волос с блестящими заколками. Синие полосы и узоры на треугольном лице, чуждые, странные…

Гваль выругался, на лбу выступила испарина — закутанная в меха фигурка на заднем сиденье была такой маленькой и жалкой, что показалось — застрелил ребенка. Распахнул дверь, выскочил, сунулся в салон — нет, не ребенок, подросток. Черный блестящий нож тенью выделялся на светлой обивке, рядом натекала темно-красная густеющая лужица.

— М-м-м, — простонал неудачливый угонщик. — Собаки… Надо ехать…

Гваль остервенело копался в аптечке, выискивая бинт и противошоковое.

— Скорее… собаки… — мальчишка переглотнул, зажмурился, скрючился еще сильнее. — Ехать… быстро. Порвут тебя. Соба-аки…

Он коротко вздохнул и, похоже, потерял сознание.

Гваль кое-как разжал его пальцы — слишком тонкие для человека, с когтями изогнутыми и заостренными, как у птицы. Удивляясь себе, дернул бронзовую пряжку — пропасть, что за одежда! — распутал узел на поясе, затолкал под одежду марлевый тампон. Прислушался — из темноты за машиной послышался отдаленный лай, мерный, металлический. От этого звука приподнялись дыбом волоски на загривке. Собаки, действительно. Много. Бегут сюда.

Пришелец заметался и застонал перекатывая голову по спинке сиденья, схватил Гваля окровавленной рукой за запястье, острым царапнуло кожу, ожгло болью.

— Скорее… ехать… надо…

Гваль вырвал рассаженную руку, вслушался внимательнее, оценил скорость, с какой приближался лай. Кинулся за руль, завелся и с трудом вырулил на дорогу.

Видимость была ни к черту, машину бросало из стороны в сторону, но Гваль выжимал из нее все, что мог. Надо хотя бы добраться до условно-доступного, согласно карте, жилья. Если там не снесены Полночью крыши и что-то осталось от стен. Укрыться от преследования, а потом уже разбираться с этим… подарочком. Ничего себе. Что это за тварь свалилась ему в машину. И как он смог в нее забраться, говорят же, что полночь не может войти в дверь без приглашения. Или арендованная машина не считается? Или он — не полночь? Если серебряный обломок — его оружие, то мальчишка не демон.

Лай не приближался, но вроде бы и не отдалялся, шум мотора не мог заглушить мерный, леденящий душу звук.

Поселок, пустой, покинутый людьми, показался внезапно. Гваль свернул в сторону от основной дороги, поехал по проселочной, поглядывая по сторонам. Никого. Ни огня, ни светящегося оконца. Он наугад затормозил около одного из черных, неприветливых домов, накинул бушлат, выбрался из машины, толкнул калитку. Незаперто. Пошел по засыпанной гравием тропинке, чутко прислушиваясь и держа в одной руке оружие, а в другой — прихваченную из машины монтировку. На волосы сеялась липкая морось, изломанные очертания пустого дома темнели впереди.

Гваль поменял пистолет на фонарик, поднялся по скрипучим ступеням. Недолго думая, сорвал монтировкой навесной замок, приоткрыл дверь, принюхался. Тоскливый запах недавно заброшенного человечьего жилья, тухлятиной и гарью не пахнет. Повернул выключатель у двери, вспыхнула лампочка под потолком, осветив немудреную деревенскую обстановку — лакированный комод, тряпичные половички, тусклое пятнистое зеркало в темной раме. Крашеная белым дверь вела с террасы в комнаты. Можно, пожалуй, тут отсидеться до утра.

Он вернулся к машине, выволок наружу безвольно обмякшего мальчишку — тот оказался совсем легким, будто птицу несешь — понес в дом. Сгрузил беспамятного на красный клеенчатый диван в гостиной, еще раз сбегал к машине, притащил свои вещи и аптечку. Обошел дом, проверяя на прочность ставни, вернулся, запер дверь на засов.

Парень к тому времени пришел в себя, завозился, попытался сесть. Глянул на Гваля — нечеловечьими глазами, черными, без белков. Облизал пересохшие губы.

— Человек. Прошу… воды. Дай.

— Куда я тебе попал? — хмуро спросил Гваль. — Ты кто такой.

Полуночный, это ясно. Все-таки полуночный. Все гвалевы скудные познания о Полночи вопияли о том, что это надо бы пристрелить, а не разговаривать, но что-то останавливало. Серебряный обломок?

— Киаран… сын Инсатьявля, короля Аркс Малеум… твое оружие пронзило бок… печет. Но я не умру. Можно мне попить?

Гваль с облегчением удостоверился, что рана не смертельная, сквозная, покачал головой и принес полупустой кувшин с водой. Киаран жадно напился, захлебываясь и проливая воду на грудь. Похоже, он долго страдал от жажды.

— Зачем в машину полез, деятель.

— Испугался. За мной гонятся. Я бежал, потом оседлал стервятника. Я видел, твоя колесница быстро ехала…

— Завтра она может и вовсе с места не сдвинется.

Полуночный посмотрел на него своими непонятными глазами. Аж в дрожь бросило. Потом снова припал к кувшину.

— И что мне с тобой делать? — вопросил Гваль в пустоту. С дивана ответили молчанием, но тишину деревенского дома прорезал другой звук.

Неподалеку лаяла свора собак.

— А-вааа-аа!

— Что?

— Давно порааа, говорю. Лестанцы совсем обнаглели!

Из-за шума двигателя вурма приходилось кричать в голос.

Кав с удовольствием оглядел свое копье. Орлы, девятеро, все как на подбор, амуниция начищена, макабры на рукавах блестят, на мордах готовность. Еще приятнее осознавать, что следом летят еще три звена, вся его боевая группа — сто шестьдесят человек. Сейчас на Рокеду обрушится настоящий огненный шторм. "Король Тао" нес на своих палубах и в ангарах вертолеты боевой поддержки, десантные, тяжелые транспортные и все они сейчас подчинялись одному человеку. Ему. Кав во время своего пребывания на корабле, просто влюбился в эту величественную и мощную машину, да что там, он бы охотно женился на ней, если бы уже не считал себя помолвленным с рейной Амарелой.

Он поправил командирский шлем, снял с пояса фляжку, пустил по рукам.

— Глотнем перед началом. Дролерийский особый!

— А воевать тоже по дролерийски будем?