Алексей Калинин - Ведарь Берендей. Книга 1 [СИ]

— Дыши медленно, смотри на что-либо успокаивающее!

— Ты хотя бы отвернись, а то увидишь меня во всей красе под лунным светом и воспылаешь неземной любовью!

— Болтушка! — прыскает Марина и отворачивается к деревне.

Я отпускаю из мозга образ черного зверя и стараюсь смотреть на шершавую кору, на мельтешащих жуков, на сережки березы. Шерсть втягивается, по телу снова идет зуд, от которого хочется сорвать несколько пластов кожи и вдоволь начесаться. Грязные ступни сую в собранные гармошкой штаны, чтобы не испачкать. Руки тоже мало отличались от ног, но их хотя бы отряхиваю, а вот с ногами проблематично. Прикидываю расстояние до деревни, вспоминаю о коровьих подарках и натягиваю на ноги кроссовки. Уж лучше помыть изнутри, чем шлепать по колючим стеблям и втюхиваться в лепешки.

— Слушай, чего хотел спросить! Вот объясни мне такую ситуацию — если людей не трогать, то тогда ведари не будут лезть?

— Да. Но у тебя пока ещё не было Предела, поэтому ты не знаешь, как это тяжело.

— Что это за Предел?

— Раз в месяц приходит такой день, когда ты не в силах соображать и рвешь и мечешь. В этот день люди все представляются одним большим куском мяса, а ты чертовски голоден.

— То есть это как месячные у женщин?

— Чтобы тебе стало понятнее — да! Но только в тысячу раз хуже. Для этого и надеваются на ворота веревочки с мешочками.

— А почему тогда на наших воротах веревочка не затянута?

— Не можем мы её касаться, вплетена в веревку заговоренная медь, а в мешочках зверобой и ещё что-то. Но что я тебе рассказываю, придем домой, и там сам всё попробуешь.

Пока мы идем по полю, я обращаю внимание на торчащий из Марининого кармана бумажник. Вроде бы на выходе из дома у неё ничего не было. Или это привет от парней?

— Марин, а что такого ты сделала ребятам, что они тебе отдали свои сбережения?

— Да я у них и не спрашивала. Настучала по лысым головам, да забрала, пока они в отключке лежали. У меня же ещё один нахлебник появился, так что нужно запасаться едой — неизвестно, когда еще появятся Иваныч с ребятами.

Ни капли сожаления не проступает на её чистом лице, освещенном серебряным светом луны. Будто так и надо. Парни похвастались — парни получили. Спокойно и буднично. То, что это подсудное дело, или что ребята вернутся и не одни — она вряд ли догадывается. Сама простота.

— А чем ты вообще на жизнь зарабатываешь? И Иваныч с ребятами тоже вряд ли на работу ходят. Чем вообще занимаются оборотни, когда не кушают людей?

— Зря смеешься, Евгений, — Марина легко перепрыгивает через ложбинку, — у меня за плечами Палехская художка. Рисую шкатулочки на заказ, а заказов немало, так что не бедствую. У ребят руки к нужному месту приделаны, они в машинах хорошо разбираются, а Иваныч по дереву мастер — видел же дракона на коньке?

— То есть у вас все при деле?

— Ага. Или ты думаешь, что раз стал оборотнем, то и жизнь кончена. Впереди одни убийства и разрывания человеческих тел?

— Ну, так показывают по телеку.

— Там ещё и мультики показывают — им ты тоже веришь?

Я молчу, мы почти подходим к дому. На горизонте светлеет полоска неба, скоро должен проснуться оглашенный петух. Со стороны соседского дома, где мы были, еще раз доносится легкий запах чего-то неизвестного, но такого желанного.

Я намекаю Марине, что у меня через пару дней диплом намечается. Вроде как нужно что-то с ним решать.

— Хорошо, сегодня у нас баня, а вот завтра, как ты и обещал родителям, поедешь домой. Я поеду с тобой, чтобы в случае чего сберечь их жизни и жизни окружающих от твоего возможного превращения.

— А спинку…

— А спинку тереть не буду, и веником меня хлестать не нужно. Вот палкой могу отходить, если у тебя наклонности такие. Попробуй, возьмись за веревочку.

Если вам приходилось, когда-нибудь касаться раскаленной иглы или включенной проволоки кухонной плитки, то вы можете понять, что я чувствую, когда беру в руки веревку. С ойканьем отбрасываю в сторону, на пальцах моментально вздуваются волдыри. А ведь совсем недавно я спокойно развязывал…

Марина наблюдает с усмешкой за моими подергиваниями. Потом кивает на свой дом и проходит вперед, покачивая соблазнительной пятой точкой.

Я обижаюсь на весь мир, прохожу в дом, смотрю в понимающие глаза кота, горестно вздыхаю, и щелкаю пультом телевизора. Новости, опять где-то взрывы, где-то убийства, но обязательно в конце какого-нибудь котенка показать, или умильного ребенка — чтобы осталось хорошее впечатление.

За полчаса ни слова об оборотнях, будто нас не существует. О педиках и лесбиянках пожалуйста, а оборотней побоку, что за дискриминация такая? Может тоже парад устроить? Хотя в этом случае вместо милицейского кордона встанут в оцепление ведари.

После целого дня ничегонеделания и сна наступает вечерняя баня, омовение, после которого жить хочется со страшной силой. Чистый воздух, запахи и ароматы, всё будоражит и срывает с места. Хочется бежать, кувыркаться, по-детски радоваться, петь и плясать.

Но нос упорно поворачивает лицо в сторону соседского дома, туда, где свежим мясом пахнет безголовая курица .

— Ты не можешь себя контролировать! — раздается позади, когда я распаренный и потный сижу на приступках и внимаю закатным краскам.

— Чего?

— Ты не можешь себя контролировать, — повторяет Марина. — Я вижу, как ты косишься на соседский дом. Тебя тянет туда?

— Да. Тянет, словно магнитом, еле на месте стою.

— Пойдем, покажу, как снимать голод, — кивает Марина и быстро добавляет, глядя на меня. — Не сексуальный, естественно, а обычный голод оборотня.

Я с щелканьем смыкаю зубы и прохожу за приветливой хозяйкой. На столе, в пакете лежит обезглавленный кролик, резкая вспышка радости и я, откинув в сторону табуретку, кидаюсь к столу.

Когда от зверька остается слипшаяся шкурка, я нечаянно ловлю отражение в зеркале. Отражаются дикие глаза, омерзительно красный рот и подбородок, бордовые засохшие дорожки на горле. Приходит лёгкое насыщение, но вместе с ним возникает какое-то отчаяние — я жрал сырое мясо. Те века, что отделяли меня от неандертальцев, исчезают в единый миг, и я снова первобытный человек.

А человек ли?

Хотя, почему нет? Ведь убивают же люди ради своего пропитания других существ — все магазины ломятся от колбас и мясных изделий. Это только вегетарианцы могут себе позволить жевать травку, остальные же с большим удовольствием завтракают бутербродами, заказывают средней прожарки биштексы с кровью, запекают, жарят, режут…

Какая всё-таки странная вещь человеческий мозг — любой гадости найдет оправдание. Меня передергивает от своего отражения, когда я представляю человека на месте кролика.