Алексей Калинин - Ведарь Берендей. Книга 1 [СИ]

— Ладно, Женёк, оставим голубков, а то когда ещё наворкуются. Завтра съездим до того места, где Федор спрятал мотоцикл? — спрашивает Вячеслав.

Его острые глаза смотрят пронизывающе, кажется, что каждую секунду этот парень оценивает собеседника и неизвестно, чего ждать в следующую секунду: или подколку, или одобрение. С Федором проще, он больше молчит и лишь иногда выпускает пушечные выстрелы хохота. Зато возле Федора лисичкой вьется Марина. Не верится, что она может быть нежной и ласковой — перед глазами встает то образ оборотня, то она в купальнике.

Встает на четвереньки и воет…

— Пойдем, конечно! Кстати, а что у вас постоянно шуршит в доме? Марина заходила, но не рассказывала, — поднимаюсь я из-за стола вслед за Вячеславом.

— Кролики. Сам знаешь, что это не только ценный мех…

— Да-да, и слышал, и пробовал. Пока, влюбленные!

— Угу, — машет рукой Федор, не отрываясь от горячего поцелуя.

Мы выходим на улицу. Деревня спит спокойным и умиротворенным сном. Сном, сквозь который слышится брехание собак, редкое завывание драчливых котов и тонкий писк первых комаров. Комары сразу подлетают поздороваться и вежливо осведомиться — нет ли у нас лишней крови.

Лишней крови не оказалось, и мы спешим в дом к Вячеславу. Веревка на заборе тоже валяется развязанная, как и у Марины. Вячеслав останавливается так внезапно, что я едва не наскакиваю на широкую спину.

— Чуешь запах?

Я втягиваю прохладный воздух. Пахнет крапивой, сеном и деревянными поленьями. Ничего необычного.

— Нет, я же недавно оборотень.

— Странно, и вы с Мариной не за защитой. Как так получилось?

Широкое лицо поворачивается ко мне, глаза стараются прожечь две дыры в моем бренном теле.

— Да разве Федя не рассказывал? Я развязал, она «отблагодарила». Не так как хотелось бы, ноя круто поменял взгляды на жизнь.

Вячеслав еще пару раз раздувает ноздри, стремится втянуть больше ночного воздуха. Я думаю, что будет, если во втягиваемую струю попадет шальной комар, но не решаюсь спросить об этом вслух.

Когда открывается дверь, то пушистыми комочками из-под ног прыскают кролики. Пять или шесть пар бусинок-глаз втыкаются в нас, кнопочки носиков тревожно шевелятся.

— Готов к охоте на кролей? Будь аккуратнее, не освобождай своего внутреннего зверя, — Вячеслав кивает на мои играющие желваки.

Я вздрагиваю, неожиданно поймав себя на мысли, что представляю, как разрываю руками пушистое существо, как восхитительно-теплая кровь стекает по подбородку.

Доверчивые игрушки сидят в паре метров от нас, всего лишь протяни руку и прыгни. Хлопаю себя по щеке, мозги немного встают на место, и я прогоняю виденье прочь.

— Нормально, а то я думал, что придется бороться за кролей, — смеется наблюдающий за мной Вячеслав. — Помоги их обратно в клетки загнать.

За десять минут веселой возни, перемежающейся матюками и взвизгами пойманной мелочи, мы справляемся с поставленной задачей. Запоры на клетках встают на свои места. Остальные кролики провожают нас испуганными взглядами и шорохом сена. На цветных половичках-дорожках остались катышки кроличьей благодарности.

— Ладно, всё завтра. А сейчас спать. Неделю не ночевал в нормальных условиях! Сказали бы кто — не поверил бы! — Вячеслав открывает дверь в избу.

Застеленные кровати, массивный стол с табуретками, тумбочка с обязательным телевизором и шкаф — вот и вся спартанская обстановка комнаты, куда мы проходим. Ещё обращаю внимание на люстру под потолком — словно ветка выдолбленная изнутри, на ветках как груши висят небольшие лампы.

— Куда мне приземляться?

— Вон на Федину падай. Она сегодня ему не понадобится. Слышишь? — Вячеслав застывает на миг, с задранной до груди майкой.

За стенкой, за шорохами ночи, за стрекотом цикад приглушенно доносятся женские страстные стоны.

— Соскучились, — хмыкает Вячеслав. — Ладно, доброй ночи. Свет выключить не забудь.

Он быстро раздевается и ныряет под массивное одеяло. Пока я раздеваюсь и складываю одежду на табурет, он засыпает и залихватски храпит. Пару раз я пробую свистеть, но эффекта это не приносит. Так, под колыбельную мужского храпа, под далекие женские стоны, под шуршание кроликов я и засыпаю.

— Кто спал на моей кровати и не заправил её?!!

Голосом, способным шепотом вызвать обвал в горах, нас будит вошедший Михаил Иванович.

Большой, косматый, и без превращения похожий на заросший черной травой курган, Михаил Иванович оглядывает нас.

— Так кондрашку недолго поймать! Михал Иваныч, чего орешь-то с утра пораньше? — бурчит недовольный Вячеслав.

— Пора вставать! Пока зверюга жива, нам рано успокаиваться! Ты как здесь оказался? — обращается он ко мне.

— Я тоже, как и вы — берендей! — с некоторым смущением отвечаю я.

— Чего-о-о? — от дикого рева дрожат стекла.

Я чувствую шевеление волос подмышками. Вячеслав тоже вжимается в стенку, стремясь проломить её и умчаться прочь от разъяренного мужчины. Кулачищем Михаил Иванович бьет в стол, и я удивился стойкости дерева. Пришелся бы удар по моей голове — в лучшем случае превратился бы в пускающее слюни растение.

— Кто-о-о? — ещё одна проверка стола на прочность.

— Михал Иваныч, успокойтесь, присядьте. Сейчас я воды принесу.

— Сидеть!! Или скажешь, или на поединок!! — рычит разгневанный курган.

За спиной Иваныча скрипит дверь. Он по-кошачьи отпрыгивает, готовый встретить любого врага.

— Это я, Михаил Иванович! — кротко говорит Марина.

Её макушка виднеется из-за плеча бледного Фёдора. Темноволосый парень закрывает её от бешено дышавшего хозяина дома. По лицу Иваныча скользят белые и красные пятна. Он медленно подходит к стоявшей паре. На лице Фёдора перекатываются желваки, но он не сходит с места.

— Я не смогла с собой справиться, слишком была на нервах. А он еще и другом ведаря представился! — говорит девушка.

Налитые кровью глаза не отрываются от её лица. Фёдор не отступает, закрывая её грудью, но Иваныч лишь взглянул на него, как на предмет мебели. Возникает тяжелая пауза. Даже мухи затихают на окне.

— Что же ты наделала, девочка! — резкая горечь сквозит в голосе Иваныча.

— Мы можем это исправить? — спрашивает Федор.

— Разбегись и разбей свою дурную башку! Может тогда не будешь кусать кого попало! — рявкает Иваныч и тяжело опускается на табурет.

— Михал Иваныч, но мы же помогли ведарям, — подает голос Вячеслав.

— Мы помогли не ведарям, а себе, вернее Людмиле! Поэтому мы им должны услугу, — хозяин дома прячет лицо в лопатообразных ладонях.

Марина отстраняет Фёдора и несмело скользит к сгорбившемуся Иванычу, трогает за плечо.

— Что же теперь будет?