Алексей Калинин - Ведарь Берендей. Книга 1 [СИ]

Опять эти глаза…

Я лицом к лицу оказываюсь рядом со своим давешним кошмаром… Сколько раз я просыпался в холодном поту… Просыпался в ту секунду, когда острые клыки уже царапали кожу на горле… Или я лежал на полутемной полянке, рядом с Жилой, и это существо поднимало корявую лапу для последнего удара…

Из пасти несет прокисшим хлебом и сосновой живицей, налитые кровью глаза пронизывают насквозь. Оборотень рассматривает меня, стальная лапа легко удерживает на весу. Так малыш поднимает с земли мертвую бабочку-капустницу и рассматривает её перед тем, как оторвать светлые крылышки.

Я тоже оборотень!!!

— Отпусти, тварь! — вырывается жалкий сип из пережатого горла.

— А ведь мог ещё жить! Куда ты полез, животное? — громче раскатов небесной пушки грохочет черное создание.

Его лапища сдавливает шею…

Я же тоже оборотень!

Вот оно, то самое существо, чей образ заставлял меня перекидываться в подобие получеловека-полумедведя. Но в этот раз не получается, какой-то дикий ужас гонит все мысли из головы, кроме одной: «Хочудомой».

Хочу домой! Забиться под одеяло, не знать и даже не догадываться о существованииэтих тварей. Не быть одним из этих тварей. Хочу домой! Чтобы утром будила мама, чтобы из кухни пахло яичницей, чтобы шуточно пикироваться с отцом за завтраком. Хочу домой! Прочь из этого места, где пахнет стоячей водой, где раскалываются небеса, где друг на друга охотятся люди и оборотни… где меня хотят убить.

Я трепыхаюсь в лапище, руки пытаются разжать огромную (ладонь?) корягу. И злюсь.

Второе чувство после дикого ужаса — это злость. Твою же мать — оборотень я или тварь дрожащая? Я вырываю черный клок шерсти и улыбаюсь в оскаленную пасть. Перед глазами плывут радужные круги, такие же, как на пленке мазута. Я умираю — так чего же мне терять?

Хотя я всю жизнь умирал. Всю жизнь я шел к смерти — так чего же я страшусь? Бессмертием пока никто не наделен, так чего же бояться? Круги становятся интереснее и ярче.

Коряга сжимается сильнее, но я перестаю её чувствовать. Злость захлестывает с головой. Как тогда, в садике, когда мой друг Кирюша сломал любимую игрушку. В один миг из друга он перешел в разряд самого лютого врага. По-детски наивно, но я возненавидел его больше, чем фашистов из кинофильмов про войну. Детские ручонки хлестали по лицу упавшего малыша, и хотелось сделать очень больно, также как разбитой машинке. Друг (враг?) тоже бил в ответ и боль, щедро сдобренная обидой, хлестала бензином в костер ярости. Меня дернули назад, я отлетел на пару метров и кинулся на дядю Васю, нашего физрука, студента на практике. В тот миг я готов был кидаться на весь мир. Я выл, кусался, царапался. А сторож дядя Вася смеялся и уговаривал успокоиться, и это воспоминание взрывает мозг сейчас.

Хочется кусаться, царапаться и что-то делать, а не просто умирать безвольной птицей в когтях хищника. Треск ткани и по черной морде сквозит удивление. Я рычу и отгибаю отростки, покрытые густой черной шерстью. Рычу и отгибаю медвежьими лапами.

— Отпусти, тварь! — повторяю я, когда ноги-лапы обретают почву под ногами. Жидкую, засасывающую, но почву! Коготь большого пальца ноги натыкается на осколок кирпича.

— Это будет интересно! — черный перевертень отшвыривает меня на середину болотца.

Взбаламученная вода накрывает с головой, я оказываюсь в жидкой невесомости. Каким-то шестым чувством получается сориентироваться и понять — где земля, а где небо. Кручусь вокруг своей оси и поворачиваюсь в сторону черного оборотня. Сверкнувшая молния освещает поднятые со дна клубы ила, обрисовывает кружки на поверхности воды от капель падающего дождя. Я за долю секунды успеваю охватить всю картину: сползающую машину, ревущего зверя, руку в прорехе лобового стекла, красный всполох в сжатой ладони.

Александр!

Сжатой пружиной напрягаются ноги, и я вылетаю из водного плена. Красные глаза оборотня опускаются к мускулистой ноге. К шляпке воткнутой иглы. К бессильно падающей руке.

Перевертень не успевает среагировать на мой прыжок. Мои лапы врезаются в бетонную стену грудных мышц. Оказывается и стенку можно подвинуть. Зацепив когтями по лапе и сорвав клок кожи вместе с шерстью, перевертень улетает через дорогу. Я не подозревал о своей невероятной силе в обличье берендея, но удивляться некогда.

Одним рывком за руку я выдергиваю Александра из кабины, кладу на мокрой траве оврага. Поворачиваюсь к машине за тетей Машей и краем глаза цепляю смазанное движение черного снаряда.

Инстинкты сработали сами, и я падаю на спину. Я чувствую, как подошвы лопнувших кроссовок шлепают по стальному туловищу. Перевертень с рыком пролетает надо мной и шлепается в воду дальше того места, на которое упал я.

Из зарослей слипшихся волос я вижу висящую тетю Машу. Протягиваю лапу. Легкий рывок, и она ложится рядом с Александром, который слабо шевелится на сыром склоне.

Я оборачиваюсь к упавшему оборотню и как раз вовремя — вода вспучивается огромным пузырем. Короткий миг — стук сердца. Пленка лопается и рождает во тьму дождливой ночи огромное существо.

С растопыренными лапами перевертень летит на меня.

Холодная земля шлепает по спине, когда я вновь пытаюсь перекинуть перевертня через себя. Но не тут-то было, эта тварь успевает схватить меня за ногу, и мы кубарем летим по дороге. Словно два второклассника борются за право нести портфель красивой девочки. Только сейчас портфелем является жизнь.

Клыкастая пасть щелкает в нескольких сантиметрах от моей морды. Железнодорожные шпалы хлещут по ребрам. Задние лапы сдирают кожу вместе с шерстью. Я не остаюсь в долгу — всё равно терять нечего. Выучка «рукопашки» помогает блокировать удары и бить в ответ. Черная морда качается под ударами, но красные глаза снова и снова возвращаются.

У края дороги клубок разрывается. Мы отпрыгиваем в разные стороны, и очередная вспышка молнии освещает мокрый асфальт, комья земли, сломанные ветки и двух оборотней. Я вижу, как у перевертня напряглись мышцы задних лап, и бросаюсь навстречу. С таким же успехом я мог кинуться на скалу.

Удар! Я присаживаюсь и бью туда, где у человека находятся почки.

Вторая шпала накрывает сверху и бросает на асфальт. Возле глаз я вижу перепачканный глиной черный коготь ноги. Шляпка медной иглы блестит из шерсти. Я клацаю клыками, но коготь отдернулся назад. Однако лапа возвращается и, мощным ударом Марадонны, отбрасывает меня на несколько метров. Сирень хрустит под моим весом, сучья ломаются и застревают в шерсти.

Перед глазами плывут разноцветные круги, их прорезают вспышки молнии. Я поднимаюсь и мотаю головой, чтобы немного отойти после удара. Рядом вырисовывается черная фигура, и с диким рычанием я бросаюсь на неё. Обхватив лапами твердое тело, клыками впиваюсь в то место, где предполагается шея. Думаю повиснуть на перевертне и не разжимать клыки, как бультерьер на медведе. А там будь, что будет.