Сара Файн - Брешь

— Как ты думаешь, что происходит с теми, кто умирает в детстве? Или в младенчестве?

— Я никогда об этом не задумывалась, — тихо сказала я. — Так значит, ты умер… совсем маленьким?

— Точнее я родился уже почти мёртвым, — гулко ответил он. — Я прожил всего несколько минут, достаточно долго, чтобы узнать имя, и на этом всё. А потом я вырос в Элизиуме с кучей других детей, таких же, как я. Они отпускают нас, когда мы достигаем зрелости, и мы остаёмся… такими. Навсегда, — он указал на своё тело, а затем поднял голову. — Я умею читать. Держу пари, что смогу не отставать.

— Хорошо, — пробормотала я, отбрасывая миллиард вопросов, которые хотела задать ему на этот счёт. — Нам лучше пойти, иначе мы опоздаем.

— Всё утро только и говорят о ситуации, произошедшей в лагере бездомных, — объяснил он, когда я выехала с подъездной дорожки. — Был найден только один выживший. Женщина.

— Сколько ей лет? — спросила я.

Неужели Харриет всё-таки выбралась оттуда? Или это была официантка? А может быть та женщина, которая путешествовала со своим парнем из Мэна? Или Мазикин?

— Не говорят. Она в критическом состоянии, и в новостях сказали, что полиция надеется допросить её о том, что произошло сегодня, так как она единственный выживший свидетель.

— Сколько погибших?

Моё сердце бешено колотилось. А мозг был переполнен расчётами.

— Четверо. Генри сказал, что убил двоих из арбалета. Не считая тебя, конечно.

Я остановилась на светофоре и быстро втянула воздух через нос, впитывая в себя воздействие крошечной издёвки Джима.

— Я убила двоих, кажется.

— Так он мне сказал. Так что убитых людей не было.

Я крепко сжала руками руль.

— Наверное. Мы не знаем, сколько Мазикинов было в этом рейде, как и не знаем, удалось ли им утащить кого-нибудь из лагерных.

— Именно это и сказал Малачи.

Я свернула на школьную парковку.

— А что ещё он сказал?

Джим искоса взглянул на меня.

— Ничего такого.

Я вытащила ключи из замка зажигания. Мой взгляд скользнул к фасаду школы. Огромная куча цветов, свечей и фотографий отмечала место, где Аден Мэттью был принесён в жертву во время нашей секретной войны. Йен и Грег потащились мимо него, направляясь внутрь. Грег говорил со скоростью мили в минуту, а налитые кровью глаза Йена скользили по импровизированному мемориалу. Вид у него был такой, словно он не спал всю ночь, и мне было ужасно жаль его. Я вздохнула.

— Вы с Малачи нашли что-нибудь во время патрулирования прошлой ночью?

Джим заёрзал в сиденье.

— Вроде. Все приюты были переполнены, и нас туда не пускали. Но мы учуяли их в приюте, что расположен на Уилларде, — он пожал плечами. — Вообще-то лейтенант их учуял.

— И?

— Он велел мне прикрыть входную дверь, взобрался по пожарной лестнице и вломился в дом через окно второго этажа.

По крайней мере, он не ворвался в вестибюль с ножами наготове.

— Но он ничего не нашёл, — добавил Джим. — Мы думаем, что Мазикины вчера ночью крались где-то снаружи, возможно, искали новобранцев.

Я кивнула.

— Они наращивают свою численность, вербуя людей, о которых никто и не вспомнит. Никто не собирается поднимать тревогу, пока их число не станет настолько велико, что будет уже слишком поздно их остановить.

— Но твой одноклассник был другим. По нему скучают.

Я закрыла глаза.

— Да. Он был жертвой случайности. Они схватили его, потому что он преследовал их, пытаясь разоблачить. И он оказался гораздо более ценным, чем они ожидали, я уверена в этом.

Джим проследил взглядом за Тиган, когда она с Лейни подошла к мемориалу Адена, неся огромный букет цветов и набор помпонов для чирлидинга.

— Они могут попытаться сделать это снова.

— Они попытаются. Они будут осторожны, поскольку я уверена, что они, не больше нашего, не хотят быть пойманными, но мы должны следить за всеми на всякий случай. У тебя есть какая-нибудь легенда, почему ты здесь?

— Рафаэль принёс мне кое-какие бумаги. Он сказал, что я могу использовать их, если ты разрешишь. Меня переводят из подготовительной школы Архиепископа Макдональда, — его щёки порозовели. — Меня отстранили за драку и пьянство на территории школы.

Я усмехнулась.

— Иногда мне кажется, что у Рафаэля действительно есть чувство юмора. Без обид.

Он наградил меня робкой улыбкой.

— А никто и не обижается, — он указал на Тиган. — Хм… а это кто? Она знала Адена?

— Да, они встречались какое-то время, — я взглянула на него и заметила заинтересованность на его лице. — Эй. Не отвлекайся, ладно? Сосредоточься на своей работе .

Нетерпеливый блеск в его глазах потускнел, но не полностью погас.

— Да, капитан.

Я толкнула свою дверь машины и, подняв голову, увидела Малачи, смотрящего на меня. Он стоял у стены школы, его лицо было пустой маской. Я оторвала от него взгляд и пробормотала:

— Никто из нас не может позволить себе отвлекаться прямо сейчас.

Первые несколько уроков прошли как в тумане. Во время урока литературы я не могла оторвать взгляд от затылка Малачи. Он даже ни разу не взглянул на меня. Но когда я направилась на биологию, он крепко сжал пальцами мою руку и потащил меня в коридор рядом с тренажёрным залом.

Его лицо оказалось передо мной ещё до того, как я успела возразить. И его лицо уже не было нечитаемой маской. Его разочарование отразилось в плотно сжатых губах.

— Почему?

Я не хотела знать, о чём он на самом деле спрашивает, потому что тогда мне придётся ответить. Почему я не схватила Мазикина для допроса? Почему я подвергла себя смертельной опасности? Почему я оставила его на задании, вместо того чтобы позволить ему вернуться? Или почему я так облажалась? Казалось, между нами не было никакой безопасной почвы. Каждый сантиметр был пронизан минами моих ошибок и недостатков. Я уставилась на его плечо, на крошечный изъян в швах на воротнике.

Мимо прошла группа парней, бросая в нашу сторону любопытные взгляды. Я изобразила улыбку.

— Мы должны решить, будем ли мы притворяться, что вместе или нет, — сказала я. — Я позволю тебе выбрать, но в любом случае, я хотела бы избежать драмы, которая может отвлечь нас от миссии, — мой голос был похож на голос робота; я читала строки из сценария, который отрабатывала сегодня утром, готовясь к школе.

— Меня это не волнует, — его ладони были прижаты к стене по обе стороны от моей головы. Его запах, его тепло одновременно притягивали меня и наполняли отчаянной потребностью сбежать. — Я хочу знать, что произошло прошлой ночью, капитан, — тихо сказал он. — Генри сказал мне, что ты нырнула под стрелу, чтобы защитить Мазикина. Мне нужно знать почему.

Я заскрежетала зубами. Если я сейчас заговорю о своей матери, я совсем расклеюсь. Грубая, болезненная рана в моём сердце снова разорвётся и оставит меня рассыпаться и сломаться прямо посреди коридора.