Сара Файн - Брешь

Среди несколько аккуратно сложенных купюр лежали её водительские права.

— Её звали Андреа, — пробормотала я, глядя на её красивую улыбку на фотографии, освещённую светом луны над нами, а затем на её белое, бескровное лицо.

Её глаза всё ещё были полуоткрыты. Помада размазалась вокруг приоткрытых губ. Мне никогда не выпадало шанса по-настоящему посмотреть на человека, которого убила, поскольку была слишком занятая борьбой или бегством. Андреа. Есть ли у неё семья? Дочь? Может кто-то любил её? Может кто-то ищет её прямо сейчас?

— Малачи? Как называется то, что ты произносишь над их телами? Ну, знаешь, после того, как ты убил одного из них?

Он бросил на меня настороженный взгляд.

— Это El Male Rachamim . Молитва за усопших.

Я прикусила губу и опустилась на колени возле головы Андреа. Кончиками пальцев я закрыла ей глаза. Вытерла помаду манжетой своего рукава.

— Ты можешь это сказать?

Может быть, это то, что нам нужно было обоим.

Он опустился на колени рядом со мной.

— Я не обещаю тебе дословный перевод, — после долгой паузы он заговорил: — Э… Бог, который полон сострадания, который пребывает на высоте… — он говорил медленно, осторожно, с печалью и благоговением в голосе. — Даруй истинный покой на крыльях божественного присутствия, в возвышенных сферах святых и чистых, которые сияют подобно звёздам, душе… Андреа, которая… которая…

Он выругался и резко встал.

— Я не могу.

Он наклонился и завернул тело Андреа в брезент.

Я медленно поднялась на ноги, отяжелевшая от нового понимания. Каждый раз, когда он пел над телом убитого им человека, он не молился ни за Мазикина, ни даже за его тело. Он молился за человеческую душу, которую, как ему казалось, он освобождал где-то далеко в царстве Мазикинов, недостижимую, если не считать желанных слов его сердца.

О чём же он молился сейчас?

Его обычно спокойные руки дрожали, когда он туго затягивал края брезента.

— Я отнесу её в подвал. Они пришлют кого-нибудь, чтобы забрать её, — он поднял завёрнутое тело, перекинул его через плечо и повернулся ко мне спиной. — Я рад, что ты не сильно пострадала, — сказал он и зашагал вверх по лестнице в дом.

Домой я добралась только к четырём утра и несколько часов мучилась от кошмаров, в которых я смотрела на мир чужими глазами, находясь в чужом теле. Наполненная голодом, ненасытная жаждой чего-то одного. Того, что я не могла иметь.

Звонок будильника стал облегчением, но острое чувство потребности преследовало меня даже после пробуждения. Я побежала в ванную и встала перед зеркалом, просто чтобы убедиться, что я всё ещё была собой. Я выскочила из дома пораньше и поехала в дом Стражей, потому что теперь, когда Генри ушёл, я была единственной, кто мог отвезти Джима и Малачи в школу. Похоже, для Рафаэля такие обязанности были ниже его достоинства.

Когда я приехала, ждал меня только Джим. Я мельком взглянула на его лицо. Рафаэль проделал довольно хорошую работу… шрамы были едва заметны, и только когда Джим повернул голову, я увидела узкие серебристые следы, пересекающие его бледную, но в остальном безупречную кожу.

Он бросил на меня взгляд, который я не смогла расшифровать, но который, казалось, выражал нечто среднее между жалостью и весельем.

— Сегодня утром явилась Лейни и предложила отвезти Малачи в школу.

Мы ехали в тишине. Джим скрестил руки на груди и откинул голову назад, закрыв глаза. Отгородился от меня. Или, может быть, хотел позволить себе несколько минут сна, позволить который для всех нас в эти дни было довольно трудно.

На всех стеклянных дверях школы висели плакаты с выпускным балом. Простой кружевной шрифт, белый на тёмно-синем фоне. «Воспоминания и Мгновения» . Это было напоминанием о том, что мы потеряли, а также о том, что мой выпускной год быстро приближался к концу. А я и не заметила. Выпускной бал состоится через три недели, а официальное окончание школы только через месяц. Трудно было поверить, что несколько месяцев назад я предполагала, что буду на балу с Надей, наслаждаясь всем этим. Теперь, когда Нади не стало, мне нечего было ждать, кроме надежды, что я смогу помешать кучке злых духов захватить Род-Айленд.

В кафетерии было полно народу, собравшегося перед уроками. Тиган и Лейни сидели за столиком, прямо под плакатами с информацией о выпускном бале, и продавали билеты на большую вечеринку. Джим отошёл, чтобы поздороваться с Тиган. Она засияла, как только заметила его. Но наклонила голову и нахмурилась, когда её взгляд задержался на его щеке, а когда он подошёл к ней, она подняла пальцы и коснулась едва заметных серебряных линий на его коже. Он прижал ее руку к своему лицу и сказал что-то такое, что заставило её лицо снова просветлеть, а затем они оба рассмеялись и склонились ближе друг к другу. Глядя, как они рука об руку направляются к своим шкафчикам, я была рада, что разрешила ему отвести её на выпускной бал.

Я опустилась на жёсткую скамейку в кафетерии и положила рюкзак перед собой, решив использовать его как подушку. Я вот-вот собиралась опустить голову, когда кто-то сел рядом со мной.

— Вчера вечером мы победили, — сказал Йен. — И никаких следов фургона.

Я подняла голову. Йен смотрел на свои большие руки, которыми сжимал колени так, что казалось, будто он делал себе больно.

— Мои поздравления?

Он встретился со мной взглядом и быстро улыбнулся мне; а затем повернулся так, что оказался лицом ко мне.

— Чем-нибудь веселым занималась вчера?

— Чёрт возьми, нет, — сказала я, и была вознаграждена ямочками на щеках.

Я задумалась, не хотел ли он, чтобы я пошла на его игру, не было ли его вчерашнее затянувшееся молчание по телефону попыткой найти способ спросить меня. Я была переполнена чувством потребности к такого рода нормальным вещам. Таким как какой-то парень пригласит меня посмотреть его бейсбольный матч, скажет о том, что я ему нравлюсь, и что это может значить. Но теперь я была Стражем, и вдобавок ко всему мне удалось влюбиться в парня, попавшего в ту же ловушку. Я оглядела кафетерий в поисках Малачи, удивляясь, что он не сидит за столиком с билетами на выпускной вечер вместе с Лейни. Наконец я заметила его за столиком рядом с линией раздачи, спиной к толпе, с опущенными плечами. Он выглядел… опустошенным.

— Ты всё ещё тут? — спросил Йен.

— Да. Прости. Сегодня утром всё, как в тумане. Плохо спала.

Он посмотрел на столик с билетами на выпускной.

— Я тоже.

— Почему?

Он рассмеялся.

— Опять нервы. Я встал посреди ночи и смёл всё, что было на кухне. Сегодня утром мама набросилась на меня из-за того, что я съел что-то, что она должна была отнести в свою книжную группу.

Невзирая на моё ужасное настроение, у меня вырвался смешок.