Илона Эндрюс - По лезвию грани

Она была в ярости.

— Если бы я мог поменяться с тобой местами, я бы…

Ее глаза вспыхнули гневом. Он явно сказал что-то не то.

Она протянула руку и влепила ему пощечину.

— Если бы ты поменялся со мной местами, я бы умерла на операционном столе. Ты возложил ответственность за свое выживание на мои плечи против моей воли. Не говори мне пустых банальностей. — Она отвернулась от него и ушла из поля зрения. — Он готов.

Дверь распахнулась. Мгновение спустя над ним навис Декарт.

— Пожалуйста, не причиняйте вреда пациенту. Если вы чувствуете необходимость причинить ему вред, сделайте это с другими частями его тела.

— Я вылечу его прежде, чем вы начнете, — последовал ледяной ответ.

Холодная игла пронзила его руку.

— Я посчитаю до десяти, — сказал Декарт. — Я хочу, чтобы вы повторяли цифры после того, как я их произнесу. Десять.

— Десять.

Комната стала расплываться.

— Девять.

— Девять.

— Восемь. — Голос Декарта звучал будто издалека.

— Восемь, — прошептал Ричард.

— Семь.

Свет погас. Все потемнело.

— ПОСМОТРИ на меня.

Чей-то голос звал его. Ричард поплыл к нему по бесконечной бесцветной воде. Он не был уверен, чей это был голос, но он разбудил его, и теперь он пошевелился. Какая-то часть его задавалась вопросом, почему он не тонет и где находится поверхность, но эти вопросы были слишком неинтересны, чтобы привлекать его внимание.

Под ним зияла тьма. Она тянулась к нему, ее длинные щупальца извивались, готовые свернуться вокруг него и утащить его под воду. Он знал, что это не смерть. Смерть была далеко. Это было что-то другое. Плывя, он чувствовал ее холод, распространяющийся по воде внизу. Он понял, что пахнет кровью.

Он не боялся ее. Она была не так далеко о него, словно была его частью.

— Ричард?

Шарлотта… Он крутанулся в воде, ища ее. Где ты, любовь моя? Вода простиралась во все стороны, прозрачная вечность.

— Вернись ко мне, Ричард.

Я стараюсь. Я стараюсь, моя дорогая. Я ищу тебя.

— Вернись ко мне.

Он почувствовал тепло на своей коже и повернулся к нему. Люминесцентное золотое сияние заливало кристаллическую глубину. Он нырнул.

Темнота преследовала его. Ледяные путы ее щупалец обвились вокруг его ног. Она тянула, но свет удерживал его, отказываясь отпускать.

— Вернись ко мне, Ричард.

Я люблю тебя, хотел сказать он ей. Не отпускай меня.

— Возвращайся.

Он оттолкнулся. Темнота рассеялась. Обрывки ее щупалец впивались в кожу, оставляя длинные черные отметины. Он знал, что они останутся там навсегда. Он взбрыкнул ногами и выплыл на свет.

Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Шарлотту. Она спасла его. Он хотел сказать ей это, но боль захватила его рот, скопившись в челюсти.

Она взяла его руку и поцеловала пальцы. Он понял, что ремни исчезли.

Декарт прислонился к тележке с инструментами. Он выглядел больным.

Ричард боролся с болью.

— Как все прошло?

— Моя лучшая работа, — сказал хирург. Он оттолкнулся от тележки и поклонился Шарлотте. — Это была большая честь.

— И для меня тоже, — сказала она.

Декарт повернулся и вышел из комнаты.

Шарлотта склонилась над ним. Он увидел слезы в ее глазах и открыл рот. Она коснулась кончиками пальцев его губ.

— Молчи, — прошептала она и поцеловала его. Он почувствовал на ее губах вкус слез и отчаяния. Она долго держалась за него и отпустила, натягивая на себя самообладание, как маску. Он почти жалел, что она это делала.

— Дать зеркало? — спросила Шарлотта.

— Да.

Она кивнула на руку, которую он сжимал.

— Ты должен отпустить меня.

— Нет.

Она улыбнулась ему в ответ и села в кресло. Десять минут спустя он наконец решил, что она не растворится в пустоте, и отпустил ее руку. Она принесла зеркало. На него взглянул незнакомый мужчина. Он все еще видел отголоски своей внешности. Его глаза были такими же. Возможно, его брови и даже лоб. Остальное принадлежало Кэссайду.

— Это не я, — сказал он.

— Именно этого ты и хотел, — напомнила ему Шарлотта.

— Тебя это беспокоит?

— Твое новое лицо?

Он кивнул.

Она вздохнула.

— Меня беспокоит, что ты рисковал ради этого жизнью. Но мне все равно, чье у тебя лицо, Ричард.

Он понял, что любит ее, мучительно, сильно, с отчаянием умирающего, жаждущего каждого последнего мгновения жизни.

ТЕПЛЫЕ губы коснулись ее рта.

Шарлотта открыла глаза. Она уснула на диване рядом с очагом. Марафонский сеанс исцеления не прошел незамеченным. Усталость окутала ее тело. У нее была абсурдная мысль, что она накрывает ее, как одеяло, высасывая жизненные силы с каждым вдохом.

Ричард смотрел на нее. Она протянула руку и прикоснулась к его новому лицу, ища любые признаки инфекции и не находя их.

— Болит?

— Нет.

Декарт был настоящим волшебником со скальпелем. То, что они сделали вместе, было ни чем иным, как чудом. Лицо Ричарда со сверхъестественной точностью соответствовало лицу Кэссайда, но там, где глаза того аристократа были настороженными, Ричард излучал интеллект, придавая чертам голубокровного опасный вид. Сам Кэссайд выглядел угрюмым и меланхоличным, выражение его лица было пессимистичным. Озаренное интеллектом и волей Ричарда, это же лицо стало свирепым — не просто красивым, но мужественным и сильным, лицом воина и лидера. Жаль, что Кэссайд так мало пользовался даром, что дала ему природа.

— Ты должен стараться меньше походить на себя, — сказала она ему, поглаживая Ричарда по щеке кончиками пальцев. Он все еще принадлежал ей, независимо от того, чье лицо носил.

Он поймал ее пальцы и поцеловал.

— Когда придет время, я это сделаю. Ты чувствуешь себя в состоянии идти?

— Зависит от того, как далеко.

— К дальней двери. У меня есть кое-кто, с кем я хотел бы, чтобы ты встретилась.

— Думаю, я смогу это сделать.

Шарлотта оттолкнулась от дивана и последовала за ним в дальнюю комнату, мимо стола, заполненного аккуратно разложенными стопками бумаг и кристаллов. Дни, проведенные за изучением документов, принесли свои плоды. Они изучили Пятерку, как они стали называть голубокровных работорговцев, лучше, чем те сами себя, и составили план. Лицо Ричарда было первой его частью. Ее роль заключалась в том, чтобы подружиться с леди Эрминой. Она сделает это с удовольствием, подумала Шарлотта. Она станет ее лучшей подругой и наперсницей, и все ради того момента, когда их план придет к своему завершению, и она сможет погасить ее жизнь, как пламя грязной свечи.

— Как только я стану Кэссайдом, я не смогу присматривать за тобой. — Ричард остановился у дальней двери и взял апельсин с блюда с фруктами на кухонном столе.

— Я не так уж беспомощна, — сказала она.