Илона Эндрюс - По лезвию грани

— МИЛЕДИ?

Шарлотта оторвала взгляд от чашки с чаем и посмотрела на Лаису. Девушка держала в руках конверт из плотной бумаги.

— Оно пришло для вас.

Внезапная боль пронзила грудь Шарлотты, словно внутри нее сломалось что-то жизненно важное. Ей стало холодно и ее накрыла тревога. Пришли плохие новости. Если бы это были хорошие новости, ей бы позвонили по скайеру. Она почувствовала непреодолимое желание сжать и смять свои светлые волосы. Она не делала так с самого детства.

— Спасибо, — заставила себя произнести она.

Горничная задержалась, на ее лице отразилось беспокойство.

— Миледи, могу я вам что-нибудь предложить?

Шарлотта покачала головой.

Лаиса долго смотрела на нее, потом неохотно пересекла балкон и вошла внутрь.

Конверт лежал перед Шарлоттой. Она заставила себя поднести чашку к губам. Край чашки задрожал. Ее пальцы дрожали.

Она сосредоточилась на этом крае, призывая годы практики поддержания контроля над своими эмоциями. Спокойствие и собранность — такова мантра целителя. Эффективный целитель не бессердечен и не мягкосердечен, шептала ей память. Она не позволит себе поддаться страсти или отчаянию, и она никогда не позволит своему ремеслу стать скомпрометированным ее эмоциями.

Она жила этой верой уже двадцать лет. Та никогда не подводила ее.

Спокойствие превыше всего.

Спокойствие.

Шарлотта глубоко вздохнула, считая каждый подъем и падение своей груди. Один, два, три, четыре… десять. Чашка в ее руках стала неподвижна. Шарлотта отпила из нее, поставила на стол и разорвала конверт. Кончики ее пальцев онемели. Вверху бумаги красовалась богато украшенная печать Адрианглийской академии врачей.

С прискорбием сообщаем Вам…

Шарлотта заставила себя прочесть все до последнего слова, затем перевела взгляд через белые каменные перила балкона на сад внизу. Там, внизу, к далеким деревьям вела дорожка, выложенная кирпичом песочного цвета. Подстриженная серебристая трава тянулась по обеим сторонам дорожки, обрамленной рядом низких изумрудных изгородей, за которыми цвели: розы дюжины оттенков, чьи тяжелые цветы были прекрасны; кусты созвездий с гроздьями звездообразных цветов в малиновых, розовых и белых красках; желтые ирисы, чьи нежные цветочки были похожи на крошечные колокольчики…

Она никогда не зацветет. Она не принесет плодов. Последняя дверь захлопнулась у нее перед носом. Шарлотта обхватила себя руками. Она была бесплодна.

Слово давило на нее, как сокрушительный физический груз, как тяжелый якорь на шее. Она никогда не почувствует, как в ней растет жизнь. Она никогда не передаст свой дар и не увидит отголоски своих черт на лице ребенка. Лечение и магия лучших целителей Адрианглии потерпели неудачу. Ирония была так сильна, что она рассмеялась горьким, ломким смехом.

В Адрианглии две вещи имели наибольшее значение: имя и магия. Ее семья не была ни старой, ни богатой, и ее фамилия была обычной. Ее магия была несравнимой. В четыре года она вылечила раненого котенка, и ее жизнь круто повернула в неожиданном направлении.

Медицинские таланты были редки и высоко ценились королевством. Они были настолько редки, что когда ей было семь лет, Адрианглия пришла за ней. Родители объяснили ей ситуацию: она покинет отчий дом, чтобы учиться в Ганерском Колледже Медицинских Искусств. Адрианглия даст ей кров, выучит, взрастит ее магию, а взамен, по окончании обучения, Шарлотта отдаст королевству десять лет гражданской службы. В конце этого десятилетия она получит аристократический титул, что приведет ее в элиту общества, и небольшое поместье. Ее родители, в свою очередь, получат единовременную денежную выплату, чтобы успокоить свое горе из-за потери ребенка. Даже в том возрасте она поняла, что ее продали. Через три месяца она уехала в Колледж и больше не вернулась.

В десять лет она слыла чудо-ребенком, в четырнадцать — восходящей звездой, а в семнадцать, когда ее служба официально началась, Шарлотта стала лучшей выпускницей Колледжа. Они называли ее Целительницей и берегли, как сокровище. В ожидании своего титула она получила наставления от лучших учителей. Леди Августина, чья родословная простиралась на протяжении веков вплоть до Старого Континента, лично следила за ее образованием, гарантируя, что Шарлотта войдет в Адрианглийское общество, будто всегда принадлежала к нему. Ее самообладание было безупречным, вкус утонченным, поведение образцовым. К тому времени, как она выпустилась из Колледжа, став теперь уже Шарлоттой де Ней, баронессой Ней и владелицей небольшого поместья, она исцелила тысячи.

Но она никак не могла исцелить себя.

И никто другой не мог. После восемнадцати месяцев лечения, экспертов и магии она держала в руках окончательный вердикт. Она была бесплодна.

Бесплодна. Как пустыня. Как пустырь.

Почему именно она? Почему именно у нее не может быть ребенка? Она исцелила бесчисленное множество детей, вытащила их из лап смерти и вернула родителям, но маленькая детская, которую она устроила рядом с их спальней, останется пустой. Разве она не заслужила маленького счастья? Что такого ужасного она сотворила, что не может иметь ребенка?

У нее вырвалось рыдание. Шарлотта спохватилась и встала. Никакой истерики. Придется рассказать Элвею. Он будет раздавлен. Дети так много значили для мужа.

Она спустилась по лестнице на дорожку, ведущую к северному патио. Казалось, что старый дом, это беспорядочное трехэтажное собрание комнат, патио, балконов и каменных лестниц, раскинулся в саду, как ленивый белый зверь. Северное патио находилось на противоположной стороне поместья, а ей как раз требовалось несколько минут, чтобы успокоиться. Мужу понадобится ее поддержка. Бедный Элвей.

Она только начала осваиваться в новой жизни, когда ее посетил Элвей Леремин с предложением. В то время ей было двадцать восемь, она едва закончила Колледж и чувствовала себя одинокой. Жизнь Целительницы не оставляла много времени для романтики. Мысль о том, чтобы выйти замуж и разделить свою жизнь с другим человеком, вдруг показалась ей такой привлекательной. Барон Леремин был внимателен, любезен и привлекателен. Он хотел иметь семью, как и она. Когда прошел год без детей, она отправилась на обследование, сделав первый шаг в изнурительном восемнадцатимесячном путешествии.

Она хотела ребенка. Она бы окружила своего ребенка любовью и теплом, и ее сыну или дочери никогда не пришлось бы беспокоиться о том, что их вырвут из ее рук, потому что даже если ее талант перешел бы к ребенку, она отправилась бы с ним в колледж. Шарлотта на мгновение остановилась и крепко зажмурилась. Ребенка не будет.