Джена Шоуолтер - Закрученный

Мэри Энн не сменила положения. Ее глаза закрылись. Все тело нещадно трясло. Нехороший знак. Он вновь посчитал ее пульс. Сто семьдесят три удара в минуту.

Его пальцы дрожали, пока он откупоривал полупустую бутылку водки и, держа рот Мэри Энн открытым, вливал в нее содержимое. Он массировал ее горло свободной рукой, помогая ей проглотить как можно больше.

Она не давилась, не возражала, черт, вообще не замечала, что он с ней делает. Хорошо ей, поскольку сейчас ей будет больнее, чем когда-либо прежде, но признак плохой. Очень, очень плохой.

— Ты не умрешь на моих руках, — сказал он ей. — Поняла?

Он плеснул немного алкоголя на рану. Его все еще потряхивало, но он взялся за один конец, вдохнул и выдохнул, постарался унять дрожь и разломал древко, убирая наконечник.

Он бросил его на пол, приподнял Мэри Энн к свету лампы и осмотрел, что осталось. Древко прошло насквозь и торчало с обеих сторон. Окей. Ладно. Она уже и так пострадала. Опаснее сейчас было бы оставить обломки внутри нее. Он потянул древко наружу. Нужно было сделать это быстро и плавно.

Как будто это было возможно, когда он выглядит так, словно у него прогрессирует болезнь Паркинсона [4] Самый известный признак болезни Паркинсона — бесконтрольная тряска, дрожь ( прим. пер .). . Райли схватил водку и допил остатки в три глотка. Жидкость прожгла его горло, ошпарила желудок, кипятком прошлась по венам. Он уже занимался ранами до этого. Своими, его братьев и друзей. Почему его так ломало сейчас?

Он прижал пальцы к пульсу Мэри Энн. Сто семьдесят пять.

Из него вырвались ругательства, но алкоголь хотя бы сдерживал рвоту. Он переместился ей за спину. В зеркале напротив он видел, что ее глаза оставались закрытыми, выражение спокойное, слишком ровное для того, что происходит. Еще один вдох, выдох. «Ты можешь это сделать. Не сомневайся. Просто действуй».

Он поднял руку. Опустил руку. «Давай же!»

Поднял. Опустил. Он хотел схватить стрелу и выдернуть. Так было бы легче, или должно было быть, но древко оказалось скользким из-за ее крови — он не сможет удержать его достаточно долго, чтобы вытащить. Поэтому он должен пропихнуть один конец, чтобы второй вышел сильнее с другой стороны. Одна мысль о том, чтобы проталкивать стрелу дальше в нее…

«Предпочтешь, чтобы она умерла? Струсишь вместо того, чтобы сделать все, что в твоих силах?»

Взревев, Райли взял яйца в кулак и сделал это. Протолкнул сломанный конец со всей силы. Сначала давил деревянную палку, пока не дошел до плоти Мэри Энн, продолжая толкать стрелу через все ее тело, чтобы она вышла спереди. Она едва дернулась.

Так. Ладно, худшее позади. Осталось самое простое.

Тогда почему он чувствовал себя таким слабым? Дрожь только усилилась, пока он промывал и перевязывал ее. И когда он закончил, то заметил, что сам весь в крови. Опять. И это была свежая. То есть она потеряла еще больше крови, чем он думал.

Ей нужно переливание и как можно скорее. Единственное, почему она еще была жива, так это потому, что она покормилась той ведьмой на пути сюда. Но она недолго протянет на этом. Она тяжело дышала, издавая жуткие звуки. Их называют предсмертным хрипом.

Райли провел ладонью вниз по лицу. Что ему делать? Попытка донести ее до ближайшей больницы убьет ее, однозначно. Она не переживет такой тряски. Если ее заберет скорая, ее могут в самом деле спасти… Если доберутся до сюда со скоростью света.

Кошмар просто. Вот теперь он паниковал. Метался по комнате, взгляд все время возвращался к телефону. Если он наберет 911, то они заберут ее, но также свяжутся с ее отцом. Доктор Грэй заберет ее домой, где ее может поджидать бесчисленное множество врагов, готовых напасть, пока она слишком слаба, чтобы защитить себя.

Конечно, чтобы защитить себя, нужно сначала выжить.

Решено.

Райли набрал 911, сообщил им о критичности положения — раненая девушка, потеря крови, адрес — не называя имен, и затем прилег рядом с ней.

— Не говори им своего имени, — сказал он, надеясь, что она каким-то образом слышала его. — Чтобы ни случилось, не говори им своего имени.

Ответа не последовало. Хуже того, у нее больше не было ауры. Бесцветная.

Ее нужно было еще покормиться, или она не доживет, неважно как быстро сюда доберется скорая. Не было времени искать еще одну ведьму, ее любимое блюдо, но оставался один выход: она могла покормиться им.

Не позволяя себе раздумывать о том, что он делает, или о возможных последствиях, Райли поднялся над ней и положил руки на ее грудную клетку, прямо над едва бьющимся сердцем. Он никогда раньше не делал ничего подобного, поэтому не был уверен, как это работает, но решил в любом случае попытаться. Возможно, в таком состоянии ее тело начнет кормиться инстинктивно.

Закрывая глаза, он представил сущность своей волчьей формы. Глубоко внутри, в самой его сути. Он увидел крошечные искорки золотого света, кружащие вокруг. Он выдавливал их из себя, выдавливал, выдавливал, все больше из своих пор, чтобы они перешли к Мэри Энн.

Все ее тело выгнулось, она резко втянула воздух. А через мгновение вновь обмякла на матраце, ее дыхание — смел ли он хотя бы думать об этом — выравнивалось. В него вновь вселилась решимость, он продолжил давить, пока не вспотел, пока не запыхтел, пока его собственный пульс не подскочил. Пока его мышцы не свело от боли и, возможно, навсегда. Пока его грудь не превратилась в мясной фарш с гвоздями. Словно кожу содрали и прижгли.

Он гадал, сколько времени прошло, когда тоже свалился рядом на матрац. У него не было сил посмотреть на часы на тумбочке. Не было сил и принять обличье волка, как он хотел сделать перед тем, как в номер ворвется команда скорой помощи.

Что они как раз и делали.

Дверь распахнулась, но он этого не услышал. Он внезапно осознал, что ничего не мог слышать. Трое людей склонились над кроватью, двое из них осматривали Мэри Энн, раздвигая ей веки, светя в роговицу, прикладывая что-то к ее груди. Другой человек делал то же самое с Райли. Говорил что-то ему, может, задавал вопросы, но Райли не мог выдавить ни слова.

Все вокруг него было за легкой дымкой, словно утренний туман проник в комнату. Затем его подняли и положили на что-то холодное, полумягкое. Носилки, наверное. Он повернул голову, чтобы убедиться, что Мэри Энн тоже на носилках, но туман сгустился, и он видел только бесконечно белую полосу.

Что-то острое кольнуло руку, что-то теплое побежало по венам. Нет, не теплое, обжигающее, мигом пронесшееся по всему телу. В следующее мгновение его веки стали слишком тяжелыми, чтобы держать их открытыми. Наступила темнота. Он боролся с ней, ему было необходимо знать, что Мэри Энн в порядке, что их не разделили. Еще укол, еще жжение. Он все также сопротивлялся.